Оле Сенгида толкает своего осла под хвост, я делаю то же, и мы начинаем медленно продвигаться вперед. Охотник почти слился с животным. Тело охотника напряглось, глаза сощурились.
Я бы, конечно, заметил еще что-нибудь интересное, глядя на Сенгида, но ослиный хвост вдруг сильно потянул меня вперед. Оторвавшись от созерцания старика, я, к великому своему удивлению, обнаружил, что осел мой находится сам по себе впереди, а я отдельно бреду за ним, держа в руках лишь пару волосков от хвоста. Не знаю, сколько времени продолжалось это шествие, наверное недолго, потому что ни старик, ни зебры не заметили моего самостоятельного выхода в саванну. Животные, отвернувшись от нас, полудремали.
Я быстро укрылся за осла и попытался обычным способом сдвинуть его вперед, но осел идти не хотел. Очевидно, рывок, прервавший мое любование Сенгида, был настолько силен, что обидел ишака, и теперь сдвинуть его с места могли лишь экстраординарные меры.
Тогда я достаю колючку, заколотую у меня в воротнике рубашки, и всаживаю ее под хвост ничего не подозревающему животному. «И-го-го», — кричит ишак, подпрыгивая на одном месте, а потом вместе с колючкой бросается вперед. «И-го-го», — то ли от обиды, то ли от боли ревет ишак, несется дальше и врезается в самый центр табунка отдыхающих зебр. Те молниеносно вскакивают и галопом скачут в сторону от этого загримированного чудовища. Ишак же, испугавшись зебровой прыти, останавливается и стоит как вкопанный. Я начинаю приближаться к нему, но он больше не верит мне и отбегает в сторону.
Тут я вспоминаю про оле Сенгида. Старик уже успел забраться на своего осла и сидит на нем, покатываясь со смеху. Я смотрю на него — и тоже начинаю хохотать.
Когда мы кончаем веселиться, Сенгида отправляется ловить моего осла. Когда это ему удается сделать, мы вновь в полном составе отправляемся в путь. Но куда идти? Зебры, оказывается, отдыхали в низинке, а из нее ничего не видно. Мы выбираемся повыше, но здесь тоже ничего нет, кроме полутора дюжин жирафьих шей, маячащих на горизонте. В отсутствие Тиваса мы не можем объясниться, но нам обоим ясно, что надо возвращаться назад, к скале, и с ее высоты искать новый табун зебр. Так мы и поступаем.
Тивас, сидя на скале, видел весь «спектакль». Но это не мешает ему и Сенгида пересказать друг другу все случившееся, отпуская, по-видимому, шуточки в мой адрес. Когда они наконец истощают весь свой юмор, я обращаюсь к Тивасу:
— Старик тебе говорил много, но что из этого самое интересное, самое главное?
— Он сказал, что никогда не надо быть ослом.