— Не видели Синтию? — в сотый раз осведомилась Люсиль.
— Ты теперь будешь задавать этот вопрос всё утро? — не без раздражения спросил я. — Чего ты хочешь услышать?
— Я хочу найти кого-нибудь, кто её знает.
— Зачем?
— Потому-то они и зовут тебя папашей, — усмехнулась Люсиль. — Дело даже не в том, как ты выглядишь. Внешне ты не похож на взрослого, но…
— То есть, как это так?
— Да ладно, Харви, ты прекрасно понимаешь, в чём дело. Ты очень даже хорош собой… Ты немного похож на того актёра — как там его зовут… Джордж Гиззард?
— Гиззард. Джордж Гиззард.
— Вот, вот. Гиззард. И ты очень даже на него похож.
Разве можно сердиться на девушку, которая улавливает в тебе сходство с красавцем-актёром, хотя правда заключается в том, что если кто действительно похож на актёра, так это другой актёр.
— Но в душе ты старик, Харви. — Она ухватила за куртку молодого человека баскетбольного роста, в ушах у которого было по искусственной маргаритке. — Ты не видел Синтию?
— Синтию? Господи, луг большой…
— Но всё-таки, видел или не видел? — не унималась Люсиль.
— Боже, она же не привязана к дереву. Мы живём в свободной стране…
— Так где она? — гнула своё Люсиль.
— Долли! — крикнул парень светло-коричневой негритянке с венком из розовых гвоздик. Где Синтия?
Девушка с гвоздиками томно махнула рукой и сказала:
— Красота — это естественность, красота это жизнь…
— А как насчёт Синтии? — напомнил я.
— А разве её здесь нет?
— Слушай, папаша, — сказал баскетболист, указывая на парочку, которая покачивалась в такт барабанам. — Это Дэн Купер. Он со своей подругой пишет пьесу — острую, как нож хирурга, безжалостно рассекающую гнойники общества. Синтия обещала дать денег на постановку, когда они её допишут. Так что спроси у них про неё — должны знать.
— Спасибо, друг, — сказала Люсиль. — Я помолюсь, чтобы ты бросал без промаха. Чтобы в следующей игре ты сделал пятьдесят точных бросков.
— Спасибо, родная, — улыбнулся баскетболист в ответ.
— Ну как? — осведомилась она у меня, пока мы шли к драматургу.
— Просто потрясающе! Ну разве могу я жениться на такой умной женщине. Меня же прогонят, как только я рот открою.
— Ну, раз ты такой глупенький…
— Увы.
Мы пошли к драматургу. У него была жёлтая борода, а на обеих щеках его спутницы было написано «любовь». Им было лет по девятнадцать. Когда Люсиль задала вопрос насчёт Синтии, они в упор уставились на неё, потом пристально поглядели на меня. Затем молодой человек спросил:
— А что делает папаша? Кто он такой?
— В каком смысле, кто я такой? — не утерпел я.
— Легавый?
— Если он и легавый, то это новая модель, — сказала девушка. — Он просто куколка. Иди сюда, куколка, — обратилась она ко мне. Это были первые приветливые слова с тех пор, как я ступил ногой на этот чёртов луг. Она вынула помаду и нарисовала у меня на лбу цветок с пятью лепестками. Это привлекло зевак, но толпа вокруг нас быстро рассеялась. Тогда она написала помадой на одной моей щеке «любовь».