«Ну ясно, — понял Егор. — Либо насвой-дурман толстяк продает, либо еще какую-то другую гадость. Впрочем, нас это не касается. Это уж пусть Города Челябы забота будет. Но только вот не нравится мне, как эта шантрапа на Ромку-джи с Лилькой поглядывает!»
Егор осторожно переместился ближе к компании. В дозоре он снял бы их за милую душу. Удобно стоят, сами на мушку просятся…
Вышло все, конечно, по-дурацки… Толстяк в белом перед клиентами своими хорохорится — видать, в постоянных покупателях они у него. Громко говорит, слюной брызжет, руками размахивает:
— Я уверен, что под комбинезоном этим зреет молодое упругое тело, услада ночей настоящего мужчины, дикарский огонь похоти и похоть огня, да простит мне, женатому, Господь-Аллах эти слова! Пылкая и опытная в дикарской любви дева пустыни!
— Сопля она, из пустыни… — тянет самый крупный из красномордых бездельников, в упор разглядывая налитыми кровью глазами Ромку-джи. — Она у мужика и не видела ни разу, и в руках не держала. Ну-ка, молодой, пошел отсюда! — И небрежно толкает Ромку-джи, а Лильку за грудь больно лапает.
Лилька, стоявшая до этого набычившись, сразу хватает с тележки сковородку за ручку и с размаху лупит красномордого прямо по физиономии! Тот и рухнул. На сковороде кровь красной жижей размазана.
Что тут началось! Ромка-джи, хоть и будет в плечах Егора поуже, но драться тоже обучен. Разворачивается и лупит одного из дружков красномордого в нос, только сопли кровавые полетели! Насели на него сразу трое, но тут уж Егор вмешался. Прикладом в затылок одного, стволом в солнечное сплетение другого — не убить бы только… должны отмахаться, должны!
Тут и толстяк-продавец в Ромку-джи вцепился, а Лилька, не долго думая, и ему засветила окровавленной сковородкой, с ходу! Толстяк только охнул и завалился набок, руки к затылку прижимая. Однако ненароком этой же сковородкой рикошетом и Ромке-джи попало. Глаза у него обессмыслились, ноги подогнулись…
Те из мордастых, кто на ногах остался, на Егора и Лилию наваливаются. Вот уже и ножи замелькали, ругань брызжет вперемешку со слюной. Пора стрелять, забьют ведь, сволочи!
— Назад! Стреляю на поражение!
И тут — благодарение Господу-Аллаху! Молитесь, братья, за друзей верных! — Зия подоспел. Одному с налету врезал, второго меж ног пнул, третьему рукояткой пистолета по зубам заехал, тот только кровью плюется. Толпа вокруг орет, пыль столбом… Кто-то уже посуду с тележки расхватывает.
— Пошли отсюда, — говорит Зия и хватает за руку Ромку-джи. — Лиля, цела?
— Да, — говорит она сквозь зубы и сковородку наотмашь держит. — Ну, еще кому? Кто моего парня ударил? Ты?! — Делает шаг к какому-то глупого вида бородачу в толпе.