А очерк, который я напишу после этой поездки по городу, будет называться «Надежда живет в Герате». Мою героиню зовут Надия Солэ. Красавица, золотые маленькие сережки в ушах, в мелкую серую крапинку накидка на тонкой талии, быстрый взгляд черных огромных глаз. Она командир женского отряда из ста пятидесяти душ, уже два года не пропускает ни одной операции, награждена. Ей бы еще книжек почитать — 19 лет человеку.
За окном тем временем сгущаются сумерки, метрах в пятистах грохнул минометный разрыв, вспыхнула перестрелка. По дороге к дому сидящий за рулем машины Фарджод начинает шутить:
— Сейчас мы будем продавать товарища журналиста Михаила душманам. Ха-ха-ха!
— И много дадут?
— Тысяч двести.
— А за советника?
— За советника, может, и триста, — смеется Фарджод, склоняясь над рулем газика.
Ну очень смешно! На всякий случай я незаметно перевожу предохранитель пистолета в положение «огонь».
21 ноября 1985 г.
Вчера под вечер добрался до стоящего под Гератом полка: врытые в землю палатки, пыль. Комбат, который сопровождал нашу колонну на одном из отрезков пути до Герата, оказался таксидермистом. Если кто не знает, это тот, кто делает чучела из всяких убитых птиц и животных. У него в палатке — потрясающий зимний сад. Там бассейн с золотыми рыбками, сделанные лично комбатом чучела цапли и варана в интерьере водопроводных труб, раскрашенных под березки.
— Была еще и кобра, да намокла, — сказал он. — Пришлось выбросить.
Комбат в тельняшке — впрочем, весь Афганистан, включая меня, теперь в тельняшках — греет огромные руки у печки, которую сам сложил. Отличная вышла печь, с духовкой.
На трассу вышли в сумерках. Когда проезжали развалины кишлаков, комбат, не поворачивая головы, молча перекладывал с руки на руку автомат, направляя его стволом туда, откуда можно было ждать выстрела. Он довез меня до «виллы» — семнадцатой заставы. В кромешной тьме нас встретили у дороги две огромные собаки, обнюхали с ног до головы, признали шуравейский дух. Я остался в тесной темной комнатке перед раскаленной докрасна дверцей печки. В комнатке сидели еще двое, их лиц я не видел, и, бог весть почему, они обращались ко мне не иначе, как «товарищ майор». Я, вообще-то старший лейтенант запаса, в армии не служивший, этому неожиданному повышению в чине, понятное дело, не сопротивлялся. С «виллы» меня и забрал по моей просьбе улыбчивый старший лейтенант Игорь Троеглазов, хозяин 20-й заставы, которую я приметил еще на пути в Герат.
Ближе к полуночи выехали на «боевое патрулирование». Дима Барышев припал к пулемету, мы с Троеглазовым, его замполитом Николаем Коробковым и сержантом Стасом Жуком устроились на «броне». Не знаю уж, есть ли толк от таких патрулей, производят ли они впечатление на «духов», но на меня произвели. Сами посудите: кромешная темень кругом, автомат в руках, патрон в патроннике, предохранитель снят, холодный ветер бьет в лицо, КПВТ