— Дело в том, что, судя по отсутствию домашнего адреса, у бедняги и дома-то не было! — засмеялся сержант.
В газете было дано объявление ко всем, знающим что-нибудь о Джоне Гайде, сообщить об этом. Глухо. Попробовали посмотреть в депозитном банковском сейфе, зарезервированном на его имя. Ячейка оказалась пуста.
Тогда сержант Хемингуэй, отличавшийся умением заводить себе друзей, попробовал попытать счастья с соседями Гайда. И полная леди с реденькой бородкой на тройном подбородке, возомнившая себя писаной красавицей после комплиментов Хемингуэя, вспомнила, что как-то раз, идя с мужем по улице, встретила Гайда. Сами они живут в доме номер 11, почти рядом, и муж сказал ей — смотри, дескать, вот идет мистер Гайд. Она не слишком хорошо его рассмотрела, но заметила, как он прошел через магазинчик Браунов прямиком в свою контору, не обмолвившись ни с кем ни полсловом. Тем не менее ей удалось, под нежным воздействием сержанта, вспомнить, что на нем были темные очки и одет он был очень даже ничего.
Все это было не особенно полезно, но больше ничего сержант не смог из нее выдавить. А кроме этой толстухи, никто из соседей никогда не видел мистера Гайда.
За домом 17 по Гэтсби Роу установили внешнее наблюдение, а история жизни мистера Брауна подверглась пристальному изучению в департаменте Скотленд-ярда. Не составило труда определить, что в свое время мистер Браун отсидел семь лет, однако, как ни удивительно, с тех пор не был замечен ни в чем предосудительном. Когда сержант Хемингуэй допросил Брауна на эту тему, тот только с горечью посетовал, что полиция просто по своему скудоумию не может представить себе, что человек может начать новую жизнь и завязать со своим поганым прошлым.
Филеры, которых поставили наблюдать за магазином, на протяжении нескольких дней не заметили людей в темных очках, среднего возраста или же прилично одетых. В магазин входила совсем иная публика.
И вот, когда детективы уже потеряли весь вкус к слежке, в магазин вошел человек, которого, бесспорно, можно было назвать не только хорошо, но прямо-таки изысканно одетым.
Рэндалл Мэтьюс приблизился к прилавку и небрежным жестом достал из жилетного кармана купюру в десять фунтов стерлингов. Браун, стоявший по другую сторону от прилавка, напрягся.
— Пачку «Мальборо», будьте любезны, — проронил Рэндалл.
Браун передал ему сигареты и взял шиллинг, который Рэндалл достал из другого кармана жилета.
Рэндалл закурил и спросил небрежно:
— Гайд у себя?
Словно занавесь пала на лицо Брауна, до того весьма жизнерадостное от лицезрения десятифунтовой бумажки.