Шторм бушевал еще трое суток, и времени, чтобы капитально выспаться, у меня было предостаточно. По окончании шторма я снова поставил паруса и благополучно добрался до Сиднея.
Я считаю сиднейскую гавань одной из красивейших в мире, но чиновники там — самые занудливые из всех, с какими мне доводилось иметь дело.
Из-за гибели Луи Бриджента неприятностей они мне не чинили. А вот всяким пустым формальностям, разного рода придиркам конца не было. В довершение всего оказалось, что я еще должен платить лоцманские и портовые сборы.
— Но я же вошел в гавань без лоцмана.
— Не имеет значения. Здесь распоряжается лоцманская корпорация. Вы должны заплатить 2 фунта 10 шиллингов лоцманских сборов за вход в гавань, 3 шиллинга 6 пенсов портовых сборов и 2 фунта 10 шиллингов за выход из гавани.
Я заплатил секретарю лоцманские сборы за вход в гавань и портовые сборы.
— А 2 фунта 10 шиллингов за выход?
— Я уплачу, если выйду из гавани.
— Хорошо, но смотрите, не пытайтесь зажать их: таможенный крейсер сейчас же притащит вас обратно...
Первым делом я пересчитал наличные деньги. Увы, их не хватало даже на то, чтобы закупить провиант на следующий этап пути. И тут мне в голову пришла спасительная идея. Масса людей в Сиднее захотят посмотреть на «Тиликум»! Если бы каждый из них платил хоть небольшую сумму, тогда... Я отправился в ратушу и после недолгих поисков нашел там подходящего человека. За фунт стерлингов он оформил мне разрешение показать «Тиликум» в парке за плату. Еще два фунта, в пересчете на виски, пошли на то, чтобы несколько «портовых львов» помогли мне вытащить судно из воды, погрузить его на тележку (1 фунт 10 шиллингов) и отвезти в ближайший парк. Там я соорудил вокруг «Тиликума» нечто вроде забора из парусов, намалевал несколько плакатов и на следующее утро уселся в кассе.
Около полудня пожаловала первая посетительница — почтенная пожилая мамаша. Она солидно выложила шесть пенсов на тарелку, стоявшую в окошечке кассы. Потом зашла в балаган и уселась в кокпите «Тиликума». Минут через десять она вопросила:
— Молодой человек, когда же, собственно, мы поедем?
От удивления я поперхнулся, но все же объяснил, что «Тиликум» выставлен только для обозрения.
Тут началось такое! В жизни не подумал бы, что бабуся умеет столь фигурно браниться и лаяться. Краткий смысл ее длинных речей сводился к тому, что она хочет или ехать, или получить свои шесть пенсов обратно.
Итак, мой кассовый баланс опять стоял на нуле. До четырех часов не было больше ни души. И вдруг посетитель пошел косяком. Фабрики и конторы в это время заканчивали работу, трудовой люд дружно устремился к «Тиликуму». Каждый лихо бросал свой шестипенсовик на тарелку и, развесив уши, слушал мои россказни.