Так и оказалось. Потайные двери, лесенки, зеркальные стены. Гранитные своды, камин, перед ним раскинуты медвежьи шкуры. Все было готово к 16 декабря 1916 года.
Князь звал своего архитектора съездить с ним 17-го в Москву. Но явившись на вокзал, Андрей на перроне присутствовал при аресте Юсупова и препровождении его для допроса в Сергиевский дворец. Странно, что выбрали это место — дворец принадлежал подельнику, Дмитрию Павловичу, с которым Феликса связывало не только участие в убийстве Распутина. Дмитрий Павлович, кузен тещи Феликса, на четыре года его младший, был любимцем и наследником великого князя Сергия Александровича, о чем смотрите главу 16.
Уже великий князь Николай Михайлович, старший брат феликсова тестя, задумывался: чего, собственно, старцу надо было от Юсупова, и зачем он со своей Гороховой потащился на Мойку. Выдуманный повод, будто сладострастный Гришка желал познакомиться с Ириной (бывшей в то время в Крыму, узнать о чем не стоило труда), Николай Михайлович просто игнорировал. Он размышлял о другом: оставшись наедине на долгое время, Феликс с Григорием Ефимовичем должны были чем-то заниматься. И тут, полагал он, уж не обошлось без рукопожатий, поглаживаний, объятий и поцелуев.
Наиболее правдоподобна версия, согласно которой Феликс, давно знакомый с Распутиным, прибегал к его помощи в излечении своей склонности к мужчинам. Не такой уж был Григорий Ефимович старец — 44 года всего. И боролся он с похотью именно тем, что давал нагрешиться досыта.
Да что предполагать. Приведем довольно малоизвестные суждения Григория Ефимовича на этот предмет, записанные Императрицей Александрой Федоровной: «Любовь — большое страдание, она не может кушать, не может спать. Она смешана с грехом пополам. Все-таки нужно любить. В любви человек ошибается, но за то страдает, а страдая, искупает свои ошибки. Если бы человек мог любя все время чувствовать Бога — были бы радость и сиянье, а выходит не радость, а муки без конца. А все-таки любовь!» Нет, слишком мало мы знаем Распутина, чтобы судить о нем. Многим даже не известно, что он вполне официально, по Высочайшему соизволению, изменил фамилию, и следовало бы его называть: Григорий Ефимович Новый.
Во всяком случае, что-то было здесь сугубо личное, не зависящее от политических интересов в устранении старца. Совсем исключать политическую подоплеку нельзя — как ни странно, по-видимому, заинтересованы были в этом крайние монархисты, типа Пуришкевича, убежденные в том, что Распутин дискредитирует престол. Но целясь в Распутина, попали в Николая.