— Да пошла ты отсюда, кобыла! — с негодованием высказалась Анфиса и немного замахнулась синей тряпкой. Дама цокнула языком и постучала себя наманикюренным пальцем по виску.
— Сумасшедшая уборщица, лучше займитесь делом! Под диваном пыли кошмарно, у меня аллергия на пыль! Может быть спровоцирован присуп астмы!
— Ах, на пыль? А на пинки под жопу у тебя нет аллергии? — Тряпка в Анфисиных руках отплясывала танец.
— Уборщица!
— Проститутка!
Тряпка взлетела в воздух и шмякнулась у ног Урсулы. Зачем-то она ее подняла. Мокрая. Холодная.
— Муж? — новым для себя голосом переспросила она.
— Естественно, муж. — Дама коротко хохотнула. — Он женат, неужели ты не знала? Что твой… Как ты его называешь? Мастер?
Анфиса громко выругалась. Урсула прислонилась спиной к стене, не выпуская из рук синей тряпки.
Пытаясь осознать услышанное, она молчала. Челюсти сжала так, что выкрошила пломбы. Ощущать языком цементный мусор было приятно — возвращало к реальности.
— Ну что же ты молчишь, девочка? — Дама поднялась с кожаного дивана, сделала три шага к окну, подержалась руками за широкий подоконник, повернулась, сделала три шага к центру комнаты:
— Как ты его называешь? Ну?
— Господин, — с трудом проговорила Урсула, чуть не по слогам. Бывает ли такое, чтобы люди разучивались разговаривать?
— Чудесно, — обрадовалась дама, широко улыбнулась. Зубы ее то ли выдавались вперед, то ли заходили назад, в общем, что-то явно не то было с прикусом, подумала Урсула и удивилась, что в ее голове могла взяться мысль о такой ерунде. У нее свело пальцы на руках и на ногах тоже, скрутило живот, стукнуло по виску, много раз.
— То есть ты не знала, что твой Господин женат?
Дама сделала еще шаг, встала строго напротив, одну ногу отвела в сторону, под углом тридцать градусов, юбка натянулась на стройных бедрах. Урсула сглотнула пломбовое крошево, потрогала себя за лоб — горячий, подергала за ухо — холодное, «Дурак, и уши холодные», — говорила всегда мама. «Я сорок тысяч лет не звонила маме, как же болит голова, как будто дятел выдолбил отверстие и вгрызается в мозг, может ли дятел вгрызаться или надо говорить впивается в мозг».
— Нет, не знала.
Зачем я отвечаю ей, подумала Урсула, не буду больше говорить ничего. Она развернулась, оставив в гостиной даму и верную Анфису разбираться, у кого из них аллергия и почему.
— Пошла вон, уборщица!
— Ага, просто слушаюсь! Всю жизнь мечтала, чтобы мной покомандовала старая астматическая блядь…
…Лишь когда за Господином сочно захлопнулась дверь, Урсула открыла глаза и заплакала. Хотя она даже не плакала, она подвывала на одной ноте, тихо, монотонно и долго. Остановиться сама не могла и знала, что не сможет и в дальнейшем. Волоча ноги, выбралась на кухню, вслепую нашарила пачку бритвенных лезвий «Нева» — использовались Господином для правильной заточки карандашей, точилок не терпел, — быстро надрезала подушечки пальцев левой руки крест-накрест. Перестала выть, будто выключили звук или пропал слух. Не отходя далеко, легла на пол. На спину. Какие-то мысли возвращались в голову постепенно. Крови было не очень много. А слез — очень много. Странно.