Я пожала плечами — а что?
— И посмотри на меня, — продолжала она. — Я тащусь от красивых шмоток, как увижу — сама не своя! Я тут забегала в вашу Галерею, кое-что присмотрела. Сейчас оторвемся!
— Там дорого… — заметила я неуверенно.
— Не дороже денег. Ничего, доча, — сказала она серьезно, — скоро бабок у нас будет навалом. На все хватит.
— Откуда?
— Старые долги, — ответила она туманно. — А пока, Лизка, приоденем тебя. Умираю, хочу посмотреть. Кстати, Митрич сказал, можешь приходить петь. За вечер — сто зеленых. Не бог весть, но как приработок сойдет. У тебя ж не зарплата, а кошкины слезы, ни уму ни сердцу. Надо крутиться, доча. Вот я, например. Я деньги из-под земли достану! Мимо меня ни один мужик не пройдет.
Два последних замечания проливали свет на то, каким образом моя мать зарабатывает. Но, странное дело, меня это нисколько не задело. Еще более странно — это, кажется, не задевало и Мишу. Может, он ничего не знал и слепо доверял ей? Мужья, говорят, обо всем узнают последними.
Так, в приятной беседе, во время которой мать делилась жизненным опытом и наставляла меня на путь истинный, мы пришли в торговый центр, известный как Галерея — многоярусное циклопическое сооружение, напоминающее Колизей. Храм, разбитый на бутики известных европейских и американских фирм, полупустой ввиду раннего времени, а также заоблачных цен.
— Здесь, кажется, — деловито приговаривала мама Ира, рассматривая витрины. — Костюмчик… — Она прибавила неприличное словцо. — Точно!
Мы вошли. Она сразу же ринулась к длинной вешалке, почти сорвала оттуда ярко-зеленый костюм. Приложила к себе, уставилась в зеркало. Замерла на долгий миг, с удовольствием себя рассматривая. Отступила, отставила крутую ногу, томно повела головой, повернулась боком, изогнулась, скосив глаза. Ритуальный танец перед зеркалом продолжался минут пять, после чего она упорхнула в примерочную и уже оттуда крикнула:
— Лиз, давай сюда!
На спине ярко-зеленого жакета сияла вышивка шелком: павлин с хвостом веером. От красок было больно глазам. Юбка, на мой взгляд, оказалась коротковата.
— Ну как? — Она победно повернулась ко мне.
— Хорошо, — сказала я, полная сомнений. Уж очень не хотелось портить ей праздник. — По-моему, немного маловат…
— Нет моего размера, — отозвалась она беспечно. — Я в прошлый раз спрашивала. Беру!
Ее роскошное тело распирало костюм, и я подумала, что долго он не протянет — расползется по швам.
А она уже танцевала вдоль полок с обувью, абсолютно непригодной для употребления: высоченные каблуки, необычная форма, разноцветные украшения. Летняя коллекция. Схватила зеленые туфли, усыпанные продолговатыми зелеными же и желтыми стекляшками, и синие сандалии с кожаными ремнями до колен и медными заклепками — такие, должно быть, носили римские легионеры. Некоторое время хищно рассматривала обе пары, прикидывая. С сожалением вернула на место легионерские. Уселась на длинную скамью, сбросила свои немыслимые красные туфли, сунула ноги в не менее немыслимые зеленые. Повертела стройной ногой. Прошлась к зеркалу, покрутилась, выставляя по очереди то одну, то другую ногу. Сказала с купеческой широтой: