Он ощупал пальцами плитку из толстого стекла — та была пригнана к соседним не слишком плотно. Достав из кармана перочинный нож, он счистил по краям замазку и вынул ее. Под ней оказалась неглубокая выемка, где он и отыскал полиэтиленовый пакет. Сунув его в карман и вернув плитку на прежнее место, он выпрямился, вышел на улицу и быстро зашагал к выходу из парка.
Дело было сделано.
Роберт долго выбирался из оживленного центра Манхэттена, стараясь не встречаться больше с демонстрантами и чувствуя себя смертельно уставшим.
Вернувшись домой, он первым же делом вскрыл пакет — и из него выпали на стол пять квадратных пластин — по виду оловянных. Все они были покрыты с одной стороны ровными рядами цифр.
Каждая из них насчитывала 25 квадратных ячеек — таким образом, всего их было 125.
Роберт несколько минут тупо смотрел на эти пластины, вертел их в руках, а потом понял, что слишком устал, чтобы пытаться прямо сейчас начать разгадывать этот ребус.
По окончании каждого испытания, то есть после очередного нападения на него, он испытывал адскую усталость, и от испытания к испытанию это чувство в нем нарастало. Преодолевая каждую новую ступеньку на своей воображаемой лестнице, он в первые несколько минут чувствовал себя не в силах ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать.
Вот и теперь он ощущал во всем теле дикую тяжесть, да и голова совершенно не работала. Он вновь вышел на улицу, чтобы проветриться, бесцельно пошляться вокруг — понимая, что здорово смахивает в эти минуты на зомби.
На Манхэттене царила необычная атмосфера, какая всегда снисходит на эту часть Нью-Йорка, когда там затевается какое-то грандиозное событие. Было знойно, душно и как-то по-особенному шумно. То и дело по улицам в сопровождении мотоциклов полиции проносились кортежи делегатов.
Повсюду наблюдалось небывалое возбуждение. Жизнь на несколько ближайших дней вышла из привычного русла. Люди изменились.
В небе по-прежнему парил дирижабль. На какое-то ужасное мгновение он напомнил Роберту неумолимое и безжалостное Око Смерти.
На Манхэттен нахлынули волны приезжих. Они ходили вокруг толпами, вели себя шумно, перекрикивались, перешучивались, ругались… В такие дни все всегда меняется. Как в школе — изо дня в день в одно и то же время вы приходите на математику, а потом, когда вдруг сообщают, что строгая учительница загремела в больницу, вы сидите в классе и не знаете, что делать: привычный мир вокруг вас обрушился и теперь вы точно не будете сидеть за партами, а начнете беситься, шуметь, выяснять друг с другом отношения.