…Как сыграть человека, отсидевшего в тюрьме шесть лет, если сам не сидел? Как влезть в его шкуру? За что уцепиться? Чем подхлестнуть фантазию?
Стараюсь вглядываться в партнера, вслушиваться в его текст, снова и снова перелопачивать смысл каждой фразы, искать… В конце, на уходе, во втором дубле вдруг широко и зло улыбаюсь — в предыдущих дублях я этого не делал. Сам не ожидал. Просто почувствовал — надо улыбнуться. У Родиона после тюрьмы внутри воронка. Надо по чаще улыбаться, чтобы люди не увидели боли в глазах. Но улыбка пока еще не опытная, чужая, не органичная. Улыбка, сквозь боль. Как смех сквозь слезы. Полуулыбка — полугримаса. Попытка прикрыть душевную воронку…
Надо отдать Паше должное — он очень хорошо подыграл из-за камеры. Не сокращал текст, не пропускал оценки, выкладывался. И я подумал — если хочешь, чтобы люди тебе помогали — дружи с ними. Надо было давно нам попьянствовать, покурить сигары, поохотиться за девчонками, поговорить о пингвинах-людоедах…
После съемки Настя провожает меня к машине.
— Куда это вдвоем? — ревниво окликает оператор-постановщик Саша Щурок.
— С Алешенькой уезжаю, — шутит Настя.
— То с Пашенькой, то с Алешенькой… — наигранно ворчит Щурок. — Не тех ты выбираешь, Настя. Кто они такие? Серые пятна на экране…
…Сажусь в машину на заднее сиденье, здороваюсь. Не оборачиваясь, протягивает руку для рукопожатия. Я назвал себя, а он молча кивнул.
Минуты через четыре, он как будто спохватился.
— Да, кстати, меня Женей зовут…
Всю дорогу на съемки едем молча. Посматриваю на его бритый череп, похожий на череп Кайдановского в фильме Тарковского «Сталкер». Что там сейчас, в его голове? Что думает о роли? Что думает о жизни? Чтобы не было нафантазировано в сценарии, мне играть с живым человеком. Почему молчит? Странно. Обычно актеры приветливые и разговорчивые. И торопятся установить с новым партнером товарищеские отношения, чтобы было удобней играть. Быть в добрых отношениях хорошо, особенно, если предстоит играть дружбу, а нам именно это и предстоит.
Берег водохранилища. На небе — ни облачка. Вдоль воды беспорядочно громоздятся выкрашенные в матовый зеленый металлические ящики для рыболовных снастей, весел, лодочных навесных моторов. Тут же на берегу перевернутые вверх дном лодки. Справа глубоко в берег врезаются два узких канала для швартовки катеров, над ними коромыслами перекинуты ветхие деревянные мостки.
У меня в руке ТТ, у Пятницы обрез. Впрыгиваем в беспризорную рыбацкую моторку. Пятница бросает мне обрез, заводит движок.
Когда лодка стартует, при переключении с нейтральной передачи на первую агрессивно дергается вперед — трудно устоять. Всегда трудно устоять, на чем бы ты ни стартовал, если пытаешься быть в полный рост, да еще с гордо поднятой головой. Да еще, если процессом старта управляешь не ты, а кто-то, кого считаешь единомышленником, но на самом деле до конца не знаешь — так ли. Ничего! Люди же по-настоящему проверяются не в совместных энергичных стартах, а в пути, когда накопилась усталость и, возможно, сбились, или наткнулись на препятствие, или даже уперлись лбом в стену… Вот тогда и открывается, кто умеет только болтать, а кто способен стать для других проводником, сталкером!