— В нашей истории нет положительных или отрицательных, — сказал как-то Вознесенский. — У нас драма ноги…
В предбанник втаскивают одного из боевиков. Его трясет. Волосы дыбом. Изо рта белая пена.
— Приступ эпилепсии, — объясняет его товарищ. — Удар…
Парень приходит в себя. Ему помогают сесть, прикладывают к голове мокрое полотенце. Он бессмысленно смотрит перед собой, в стол, слегка шевелит губами. Как будто повторяет текст роли. Но текста у него нет, он же массовка. Может, молится?
На столе большой рекламный плакат — фирменный логотип банка на фоне сверкающей россыпи золотых монет. Эпилептик не понимает, что это плакат, пытается взять одну монетку, скребет по листу ногтями…
«Вот как надо играть! — вдруг озаряет меня. — Чтобы зритель был, как после эпилептического удара! Чтобы скреб неуклюжими ногтями по экрану… Чтобы прикладывал к затылку мокрое полотенце! Чтобы ни на мгновение не сомневался — все, что он слышит и видит на экране — настоящее! Как же этого добиться? Черт побери, как?!»
— Папа, когда ты вернешься? — спрашивает Славик.
— Это зависит от мамы, мой дорогой, — Филипп с порога бросает многозначительный взгляд на Наталью, а Наталья отворачивается и уходит в дом…
Славик крадется в гостиную, посмотреть на странного незнакомца, из-за которого поссорились родители. В руках у него игрушечное ружье — боится.
Когда искали мальчика на роль Славика, попросили мою детскую фотографию. Мальчик нашелся очень похожий — черноволосый, черноглазый, смуглый, худенький. И в этой сцене мне надо сыграть, что каким-то седьмым чувством Родион вдруг осознает — Славик его сын! У меня нет детей. Представить, что бы я почувствовал в такой ситуации, трудно. Трудно еще и потому, что отцовский инстинкт во мне все никак не просыпается. Когда спрашивают, хочу ли детей, молчу и улыбаюсь — не хочу. Как правило, малыши шумные, капризные, беспомощные и неблагодарные. Иногда мне кажется, некоторые завели ребенка только потому, что все другие способы наполнить смыслом пустоту и бессмысленность жизни уже перепробованы.
В гостиную входит Наталья, присаживается на край дивана, проводит прохладной ладонью по моей щеке.
— Больно, родной? — шепчет. — Потерпи, все будет хорошо. — И в глазах у нее слезы…
Знаю, что надо терпеть. Говорю себе это, когда трудно, когда кажется, что тупик, когда жизнь наносит новые удары. Если хочешь чего-то добиться, придется усвоить, что «Терпеть!» — это синоним слова «Жить!».
…Полдня снимаем эту огромную сцену. Володя не доволен, расхаживает по гостиной, устало трет переносицу. Я вдруг замечаю, как он изменился за эти несколько месяцев. Похудел, осунулся. И взгляд другой. Как будто, глядя на меня, он одновременно наблюдает за кем-то за моей спиной. Даже хочется обернуться, настолько Володя увлечен. И только одно останавливает — знаю, что тот, второй — тоже я…