Дева уползла от головней вверх по скату помоста, но и там ее доставали. Она скатывалась вниз — поджаривали ее и здесь. Бесконечно долгое вверх-вниз, вверх-вниз. Поначалу с криками боли и обильными слезами, но потом лишь с одними бессильными стенаниями.
Тише стала звучать и бесноватая песня толпы.
И вот, когда жертва уже с трудом карабкалась вверх от прижигающих ее головней, а вниз скатывалась безжизненно, главный жрец, придержав деву внизу рукой, рассек ее грудь жертвенным ножом, и тут толпа, будто взбесившись, зашлась в дикой пляске, а выборные от общин накинулись как гиены на еще живую деву-красу и принялись отрезать от ее пригожего тела куски мяса, стараясь овладеть более крупной добычей.
Иисус застонал, словно его самого терзали на части, и закрыл глаза, чтобы не видеть бесчеловечность.
Через несколько минут на помосте остались лишь голова девушки с остатками полевых цветов в ее пышных волосах, и еще — внутренности; представители же общин, овладевшие жертвенными кусками девичьего тела, поспешили в свои села, где их местный жрец разрежет трофей на равные половины, одну из которых закопает в землю на сельской площади, вторую разделит на равные доли по числу глав семейств, и те схоронят свои доли либо во дворах, либо на своем клочке пахотной земли.
— Все, — подытожил Главный жрец, обращаясь к Иисусу. — Останки полежат на жертвенном помосте до утра, чтобы душа сумела отлететь как можно дальше. Утром все будет сожжено на костре, а пепел развеян над полями. Грехи людские душа священной жертвы пусть унесет в небесные сферы, нас же ждет торжественный пир.
В ответ Иисус только и смог что кивнуть согласно, сам же твердо решил, покинув завтра жрецов-служителей Джайны, поспешить к белым жрецам в Джаггернаути, в страну Орисс.
Решение свое он воплотил в жизнь, несмотря на всяческие уговоры жрецов остаться с ними в качестве Главного жреца бога Джайны. Иисус понимал, сколь выгодна для жрецов хоругвь Великого Посвященного, понимал и то, как удобно и для него стать во главе крупной ветви великий религии, оставленной Рамой.
Было ли искушение? Да, было. Однако страшная картина жертвоприношения стояла перед его глазами, и он упрямо твердил и самому себе, и слугам-приставам, и жрецам-джайнаитам:
— Меня ждет новый шаг в познании Священной Истины в Джаггернауте.
Была в этом отказе и немалая опасность: обиженные упрямством жрецы могли пойти на любой шаг, но, как показало время, они все же не решились на коварство. Или, вполне возможно, подействовало на их решение влияние и самого Иисуса, и слуг, которые силой духа своего отвели от себя угрозу. Как бы то ни было, а погони за собой Иисус не заметил, ибо она не была организована, и путники спокойно поднимались по дороге все выше и выше в горы.