Вот, наконец, он в родном отчем доме. Казалось бы, отдыхай душой и телом. Тем более, что вокруг него хлопотали все, улавливая его малейшие желания, воспринимая его привычки как должное. Однако в душе у Иисуса нет покоя. Ни на миг не отпускает горечь от потери отца. Иисус сразу понял, что осиротел, когда среди встречавших его не увидел родителя своего. Рухнули мечты поведать ему обо всем, что пережил он за многие годы скитаний и упорной учебы ради познания Священной Истины.
Удар этот был особенно жесток оттого, что когда он, Иисус, вторично отправлялся в Египет, отец выглядел совершенно здоровым. Отступила от него немощь в родной земле, в привычном климате. Жить ему теперь да жить.
Нет, совершенно не думал Иисус, что больше не встретится с отцом, не предполагал даже, что придется ему лишь молиться на могиле отца.
Удручало Иисуса еще одно обстоятельство: старший из младших братьев, Иаков, был так же, как и он, Иисус, посвящен матерью Господу. Это понял Иисус тоже сразу, когда увидел расчесанные на ровный пробор длинные волосы, тоже как у него, Иисуса, не знавшие ножниц, а также окладистую бороду, взбирающуюся вверх по щекам до самых до висков. Она тоже не знала ножниц. На второй день его догадку подтвердил сам Иаков в их исповедальной беседе. Иаков показал даже жесткие мозоли на коленях, какие обрел он в долгих истовых молитвенных просьбах к Яхве избавить избранный им народ от ига римского, от растления душ, от жестокостей, насилия и лживости.
Иисус удивлен. Он в недоумении: двух сыновей, первенца и второго посвящать Яхве? Чего ради? Выходит, он отрезанный ломоть. Однако в тайный центр ессеев взят он был не только с согласия отца, но и с ее тоже. И в Египет, в Храм Озириса, разве без ее согласия он отправился? Не она ли намекала ему, ребенку, что ждет его стезя проповедника! Так что же изменилось? Не иначе, как мать знает о близком конце его жизненного пути и, верная заветам Моисея, посвятила Яхве второго сына.
Он ждал от матери откровенного слова, но она, изливая на прибывшего в дом после многих лет разлуки первенца свои ласки, старалась вечерами не оставаться с ним наедине. Помнила те прежние сближения душ в вечерних нравоучительных беседах и явно опасалась повторения подобного сближения. Это еще больше обижало Иисуса, наводило на грустные выводы, к тому же еще и подстегивало принять окончательное решение вести жизнь странствующего проповедника, несущего свое слово людям.
Но какое слово? Вот в чем главный вопрос. Ответить на него можно, лишь основательно поломав голову. Идти путем явного протеста, каким шел Иоанн, прослывший в народе Крестителем? Великая у него была популярность. По сей день есть у него много сторонников и последователей — иоаннитов. Возможно, примкнуть к ним, а то и возглавить, чтобы при их поддержке продолжать дело Иоанна Крестителя? Но тогда не свое слово, а скорее борьба за главенство в секте. Опять же — чего ради? Гораздо лучше новое слово, но такое же привлекательное, захватывающее, призывающее и ведущее за собой безоглядно.