Нейтральная полоса между нами и противником в сентябре-октябре составляла от 40 до 70 метров, на отдельных участках мы с немцами гранатами свободно друг с другом перекидывались.
Мы зарылись в землю, в траншеи полного профиля. По ночам бойцы, свободные от дежурства, в первой траншее и в боевом охранении, находились в землянках, стены которых крепили ящиками от патронов, так как почва там песчаная и обваливалась после каждого артобстрела или бомбежки. Чтобы как-то осветить землянку, в ней жгли телефонный шнур, который, коптя, все же горел и давал тусклый свет. Прямо перед немецкими позициями на самой высоте немцы посадили в разбитые танки своих снайперов, которые нам не давали поднять головы ни днем, ни ночью, и затишья, как такового, у нас никогда не было, от снайперского огня мы несли все время серьезные потери. Жить нам давали только по воскресеньям, немцы в выходной день вели умеренные боевые действия, но тут слово «умеренные» надо взять в кавычки, поскольку для оценки я применяю сталинградские стандарты. Бомбили нас ежедневно и по несколько раз, а нашу авиацию мы не видели, только ночью иной раз слышали гул моторов, в небе появлялись По-2, сбрасывали бомбы на немецкий передний край, а с рассветом небо становилось «чисто немецким»… Минометные и артиллерийские обстрелы немцы проводили, словно сверялись по часам, методично били по нашей линии обороны, которая, до захвата нами высоты 145,5, была у них как на ладони. Боеприпасы мы строго экономили, так как постоянно были перебои с доставкой патронов и гранат на передовую, ведь переправа через Волгу все время находилась под огнем. С питанием на передовой вообще было очень туго, бывали дни, что весь дневной рацион состоял из одного сухаря на бойца.
Дело доходило до крайности, не все могли выдержать голод, у меня был связной, родом из Крамского района Орловской области, так он однажды пришел ночью в роту с термосом горячего супа. Я этим супом накормил остатки роты, а потом спрашиваю связного, где он достал этот термос, ведь из тылов, с полевой кухни, нам горячего питания не приносили уже давно.
И связной мне признался, что пошел ночью в полковой тыл, увидел повозку, на которой ездовой вез термос с едой в штаб батальона, так он кинул гранату рядом с повозкой, ездовой испугался и сбежал, а мой связной подхватил термос и вернулся в роту…
Обмундирование у многих было рваное, а обувь совсем разбитая. Как-то на «нейтралке» лежал убитый немец в яловых сапогах, так бойцы решили с него эти сапоги снять, за неделю таких попыток добраться до трупа, у меня погибло четверо ребят: трое — от снайперского огня и один подорвался на мине. Но сапоги с немца все-таки сняли…