Мора смотрела на необъятное небо, окружавшее ее, вспоминая день, когда вернулся Том. Она удивилась резким переменам, которые произошли с кузеном за время его отсутствия. Ей было интересно, почему она никогда раньше не замечала, какие у него тонкие и сильные руки. Она вспомнила также свою необъяснимую робость перед ним. Посещения больницы в Ридинге были часами открытий. В Томе произошло слишком много изменений, чтобы их можно было сразу осознать. Мора стала ближе к нему и все же, казалось, не узнавала его больше. Он много говорил о Гарри. Мора, к своему стыду, поняла, что мало знала о близости, существовавшей между братьями. Он говорил и о Ратбеге. И тут его любовь была страстной и многословной. Он строил большие планы и говорил о своем стремлении возвратиться туда. Мора понимала, что это стремление решит все другие вопросы в жизни Тома сейчас и в будущем.
Мора получила отпуск как раз к тому времени, когда его выписали из госпиталя, и он взял ее с собой в Ирландию. Они поехали сразу после капитуляции Японии; мир замер в ожидании передышки. Но для них собственные дела внезапно приобрели первостепенную важность. Пять потерянных лет потребовали компенсации. Том искал ее в Ратбеге.
Сначала это было пробное, осторожное восприятие вещей. Затем последовала дикая радость от постоянства и красоты, как бы вновь обретенных здесь. Мора наблюдала с удивлением, как он заново открывал каждую запомнившуюся сцену — сохранившиеся образы, которые он пронес через все эти пять лет.
А потом он рассказал ей о своей девушке, Джине. Они гуляли как-то вечером по ровным берегам озера. Горы за ними отступали в осенний легкий туман. Рассказ был коротким. Они любили друг друга бешеной любовью. Том сказал, что они были любовниками, но она отказалась выйти за него замуж, чувствуя, что нить войны связала их вместе более сильно, чем это было бы в мирное время. Она боялась, что не сможет удержать его, боялась сожалений, которые могут появиться, когда настанет конец войны и он должен будет вернуться в Англию. Она была простая и очень гордая, сказал он.
Его лицо во время рассказа раскраснелось от воспоминаний, оживилось и было взволнованным, каким Мора не видела его никогда. Она поняла по его кратким фразам, тем немногим словам, какие он избирал, чтобы рассказать ей историю своей любви, что вся жизненная сила его натуры была направлена на Джину. Он растратил себя всего, полюбив единожды так, как никогда не сможет полюбить вновь, — это было ей понятно.
Они провели там вместе три недели. Никогда, казалось Море, ирландская деревня не была более красивой, небо более нежно не склонялось к горам, озера не отражали их лица более мягко. Никогда раньше дикие одинокие птичьи зовы не были такими чарующими, полными таинственной красоты. Они часто катались верхом под серым ирландским осенним дождем. Плавая в бухте на «Радуге», они наблюдали, как туман, клубясь, спускался с горных пиков на Ратбег и прилегающий к нему широкий участок земли и подкатывал к ним по воде. Яхта ложилась в дрейф, а этот серый пар подступал к ним вплотную, влага собиралась всюду и была на всех предметах, к которым они прикасались. Монотонное постукивание капель отдавалось в их ушах. В полной тишине они стояли бок о бок, ощущая необъятность обступившего их мира. Они никогда не были более одинокими, чем на этой мокрой палубе, или более близкими друг к другу. Рука Тома легко опустилась на ее руку, но они продолжали молчать. Их единение было мгновенным и предельно совершенным, каким может быть связь между двумя людьми. Тома и Мору сплотили общая кровь и общая любовь к земле, что лежала невидимой в тумане. Так они стояли, не шевелясь, окутанные молчанием, пока слабый бриз не разорвал туман, прорезав ясный путь к якорной стоянке, на короткий миг приоткрыв для них Ратбег и деревья, окружающие его. Они подняли якорь и тихо двинулись вперед.