Но он не опускается, наоборот — начинает расти.
Даниэль завороженно смотрит, как парящая над поляной фигура становится все больше и больше.
Вот она уже закрывает полнеба, он опять кричит, но бог не отвечает, равнодушный, бессердечный, отвернувшийся от него бог!
Наславший вдобавок змею, которая оплела его своим гибким телом.
Становится тяжело дышать, кольца сжимаются все сильнее. Даниэль чувствует, как ноги отрываются от земли.
Его поднимают вверх, но это еще не конец.
Сейчас змея распустит кольца, и он упадет вниз.
Хорошо бы до этого не дожить.
Он уже не боится — страх ушел, приближается смерть.
С глазами старого китайца, проигравшего ему в сикбо много лет назад.
Недаром еще с детства он слышал — не верь китайцам, они обманут!
Чертов китаец, зачем он тогда сел с ним играть?
Старик посмотрел на него так, будто наперед знал, что случится.
Когда-нибудь.
Сейчас.
Через пару мгновений.
Даже можно сосчитать.
Даниэль произносит про себя «раз».
Потом «два».
Больше ничего не происходит.
Лишь ночь доползает до рассвета, рассвет переходит в розовое и нежное утро, быстро сменившееся уверенным, жарким днем.
Если посмотреть сейчас на поляну со стороны, то хорошо видна фигура странного животного, сделанная из белого металла и стоящая у большого дерева, на котором, чуть покачиваясь, головой вниз висит человеческое тело — рот искривлен, будто перед смертью человек кричал, да так и умер, скорее всего от ужаса.
А неподалеку от дерева валяется никелированный цилиндр с неотвинченной крышкой.
Вилли вначале долго пялился на Даниэля, потом на цилиндр, потом опять на Даниэля.
На Белого Тапира он не смотрел.
Лучше не знать, что здесь случилось, есть вещи, о которых лучше не знать!
Когда Надя и Банан, запыхавшись, вышли на поляну, то Вилли стоял на коленях и молился.
Тело на дереве чуть покачивалось.
Вилли молился за душу Даниэля, а еще — за свою душу.
Он просил бога простить его.
За все, что когда-то сделал.
Даже за то, о чем уже не помнит.
К примеру, он помнит, как разбил отчиму голову обрезком водопроводной трубы.
Сейчас бы он этого не сделал.
— Надеюсь, ты слышишь меня, господи?
Бог не отвечал, да Вилли и не нуждался в ответе.
Просто такой мир, господи, говорил он, полный мерзости и гноя.
Надо бы все это смыть и начать заново.
— А вот если ты не дашь мне увидеть, что будет в том, новом мире, то значит, мое место — на этом дереве, рядом с Даниэлем, я прав, господи?
Бог опять не ответил, и Вилли заплакал.
Наверное, первый раз в жизни — он не помнил, чтобы когда-нибудь плакал!
Надя подошла к нему и погладила по черному плечу.