А ветер дул прямо в рожу, ветер с этого гребаного моря. Ноздри у Вилли раздувались, как у хорошего жеребца, а глаза наливались кровью.
До сих пор тоска гложет по Брайтону, хотя город, на самом деле, полное дерьмо, да и винтить оттуда пришлось быстро. И дело не в крэке, на котором тогда он сидел. Просто он был одним из Белых Тапиров, а это было чревато кутузкой — разгромленные Макдоналдсы и свернутые телефонные будки, да еще несколько проломленных черепов.
Но это ему пригодилось, все это ему пригодилось уже на континенте. Сначала в Париже, потом в Нанте, затем — Антверпен, Брюгге, Амстердам, снова Брюгге, Дюссельдорф, Барселона…
В Барселоне он уже был Адамастором.
Промоутеры так и писали на афишах: всю ночь МС Адамастор и его кислотный рэп…
Бред, конечно.
К этому времени крэк он нюхать перестал, как вообще перестал жрать всякую пакость. Начал ходить в качалку, а чтобы расслабиться — виски, текила, снова виски.
И, конечно, девочки.
Чем больше, тем лучше.
Милые чиксы разного цвета, белые, желтые, черные… Пухленькие и худые, грудастые и с тощими сиськами, толстожопые и плоскозадые, с лобками бритыми и заросшими, как обочина болота — его хватало на всех. Он любил их всех, хотя больше всего на свете любил мом и вечерний запах с Английского капала, сырой, тревожный, освежающий, ветреный запах…
Вахтенный матрос отдал швартовые, «Летучий голландец» плавно заскользил вдоль пирса.
Почти бесшумно, турбины работали на треть оборотов.
Поэтому он и стал Адамастором — еще в Брайтоне прочитал легенду про того голландского придурка, что бросил вызов всем силам мира, но напоролся на злобного духа ночных бурь.
И имя его засело в нежном сердце Дикого Вилли.
Так что когда понадобился сценический псевдоним, проблем не было: МС Адамастор, что может быть круче!
Вилли докурил и выбросил бычок за борт.
Плевать, что засоряет это сраное море.
Все моря сраные, кроме одного, на берегу которого до сих пор живет мом.
А тут — арабы, евреи и куча белых идиотов, гоняющих шарик.
Третье лето он проводит в Эйлате, и третье лето видит одно и то же.
Хотя, слава Белому Тапиру, что трахает разных.
А вон ту он хорошо запомнил.
Местная, с севера.
Она попросила его сделать ей больно: пожалуйста, ее задница получила по полной!
— Привет, малышка!
Она улыбается, рядом с ней какой-то белый хмырь.
Я не люблю белых, но я вынужден с ними мириться.
Вилли поправляет цепь на шее.
— Увидимся попозже, дорогуша, все равно вы здесь на всю ночь!
Капитан раскочегарил турбины, «Голландец» пыхтит и прет в открытое море, вон огоньки «Принцессы», за ней — египетская граница…