Приговор, который нельзя обжаловать (Зорин, Зорина) - страница 108

Сегодня на кладбище она тоже на какой-то момент забыла. И с размаху врезалась головой в занесенную снегом могилу.

– Следующая остановка наша. Пойдем.

Она послушно поднялась, послушно поплелась за бабушкой, послушно остановилась у выхода. Окна поголубели – день подошел к концу. Сегодня должно что-то произойти, не может все это вот так закончиться.

Трамвай остановился, распахнул двери – синий ветер дунул в лицо. Это ведь несправедливейшая несправедливость, если ничего не случится.

* * *

Рукопись она увидела сразу, как только вошла в комнату. Листки лежали на ночном столике у кровати. Спрятала под подушку, стала дожидаться ночи.

Невыносимо долго тянулся вечер: пили чай, разговаривали о Соне, обсуждали, где и какие закажут памятники, как будут жить дальше. Она знала, что все это ее уже не касается, было легко и совершенно не больно, только хотелось, чтобы вечер поскорее закончился.

Бабушка ушла спать в двенадцать. А к половине второго она в третий раз перечитала рукопись. Потом еще долго лежала, освобожденная, прощенная, радуясь, что вот все и закончилось. В два она выключила свет. А минут через двадцать тихонько стукнула входная дверь и в прихожей скрипнула половица.

Киллер


Ступать нужно тихо. В темноте, в незнакомой квартире это совсем не просто. В любой момент можно на что-нибудь налететь. Половицы скрипят… Вот эта дверь. Крепко ли она успела уснуть? Лишний шум ему совсем ни к чему. Странный человек этот заказчик – странный и больной человек, сумасшедший. Зачем он связался с сумасшедшим?

Поздно теперь сетовать, нужно делать свое дело и не думать, не отвлекаться на запоздалые мысли. Где-то стучат часы, в трубах шумит вода, собака на улице все воет и воет. Как жутко здесь, в темноте! Кажется, кто-то вдруг потрогает мягкой страшной лапой – мертвое чудовище погладит. В детстве он боялся темноты. До судорог, до галлюцинаций боялся и завидовал детям, у которых не было своей, отдельной комнаты, детям, которые спали с родителями или братьями и сестрами. Лежал в своей одинокой постели и дрожал полночи. Ему все представлялась высокая нарумяненная женщина с ярко-красными губами. Она входила к нему в комнату бесшумно и молча, приближалась к кровати, наклонялась, тянулась своими ярко-красными губами, чтобы поцеловать… В чем состоял ужас, он объяснить не мог бы, но это было так страшно! Позже, когда он вырос и женщина перестала приходить, он понял: она была мертвой. Мертвое чудовище его пугало.

И вот снова вернулись детские страхи. В такой неподходящий момент вернулись – при исполнении служебных обязанностей, можно сказать.