Приговор, который нельзя обжаловать (Зорин, Зорина) - страница 52

– Катя уехала по документам Евгении или, что еще вероятней, сделала себе фальшивый паспорт, – проговорила она глухим голосом, не открывая глаз.

– Я вам очень сочувствую, Аграфена Тихоновна. – Андрей резко двинулся на стуле – стул, царапнув ножкой об пол, издал пронзительный писк. – Только не знаю, как вам помочь. Если все так…

– Как помочь? – Женщина открыла глаза, привстала, снова опустилась в кресло. – Вы спрашиваете, как помочь? – Голос ее задрожал. – Вы можете мне помочь, о, очень можете! И помогите, помогите, умоляю вас: разыщите убийцу моей дочери, опровергните фактами мой рассказ. – Она разрыдалась.

Долго Никитин пытался ее успокоить: подавал воду, гладил по плечу, клялся, что сделает все возможное, чтобы раскрыть преступление, утешал, утешал, и не знал, как утешить.

– Да ведь еще все, может, совсем и не так! – вдохновенно прокричал он, заглушая ее рыдания. – Ведь еще ничего не известно, может, ваша дочь действительно погибла. – И понял, что сказал ужасную вещь, осекся, замолчал. – То есть я имел в виду, – начал он снова, – что Екатерина Васильевна никого не убивала и… Вот… – заключил он и смешался окончательно. Он не знал, как ее успокоить.

Но Аграфена Тихоновна вдруг совершенно неожиданно успокоилась сама. Вздохнула, судорожно и хрипло, достала платок, вытерла слезы, выпрямилась в кресле и заговорила деревянным каким-то, но вполне деловым голосом:

– Вы обещали соблюдать конфиденциальность, договор должен остаться в силе, – она «зачитала по бумажке» текст, – гонорар будет выплачен сполна, как только закончите расследование. – Аграфена Тихоновна сурово сжала губы. – А теперь второе. Сегодня рано утром покончил жизнь самоубийством мой зять.

– Самоубийство? – Андрей в удивлении посмотрел на нее. – Но вы говорили… Я так понял, что это убийство.

– Я ничего не говорила об убийстве и не могла сказать. Все слишком очевидно: записка, способ. Роман отравился мышьяком. Он зубной врач, вы знаете. Мышьяк – самый доступный для него яд, так что…

– Отравление мышьяком – это крайне мучительная смерть. Неужели он не мог избрать более легкий способ?… Странно… – Андрей покачал головой.

– Ну так займитесь расследованием и этой смерти, если вам странно, – нетерпеливо проговорила Аграфена Тихоновна, – за отдельный гонорар, разумеется. Но мне кажется… Роман очень любил Катерину, очень. Впрочем, не знаю, расследуйте. – Она поднялась, застегнула пальто, сухо кивнула Никитину и, не сказав больше ни слова, пошла к выходу.

Хлопнула дверь. Андрей оделся, позвонил Насте, возвестил, что закончил дела и едет домой. И тоже вышел из офиса.