— Видал, внучек? — удивленно воскликнул дедушка Кузьма. — Мать даже горькую нашла! Совсем как в большой праздник. Ну-ка, я буду командовать.
— А кому же и командовать, папаня, как не вам?
Дедушка Кузьма пододвинул к каждому рюмку:
— Выпьешь, Егорка?
— Наливай, >(выдран клок страницы)
жал в руке рюмку и Костюков, и реь опрокинуть рюмку в захлебнулся и закашлял был расплавленный металл.
— Блинов отведайте, — на. — Твои любимые, сынок.
Дедушка Кузьма налил еще.
— Давайте выпьем по последней, чтобы столе не маячила.
Егору очень хотелось оказать, чтоб ему больше не наливали, что водка противна и он не может, не хочет больше пить. Но сказать так Егор не решался, опасаясь, что Костюков может о нем плохо подумать. А Костюков и сам пил сейчас, только чтобы не обидеть хозяев. Он не любил спиртных напитков, и если бы Егор отказался от водки, Костюков остался бы этим доволен и похвалил бы его. Угодил бы Егор своим отказом и матери и деду.
— Будем здоровы! — сказал дедушка Кузьма, снова поднимая рюмку.
— Погоди, Кузьма Петрович, — остановил его Костюков. — Я предлагаю другой тост. Давайте выпьем за молодого мастера Егора Бакланова, за те его удачи, которые уже есть, и за те, что будут. За то, чтоб люди его уважали, а родные гордились. Давай чокнемся, Егор!
Костюков говорил так горячо, так от души, что на глазах у Анны Кузьминичны блеснули слезы. Она подня-
>(выдран клок страницы)
— А чего я говорю? На работу прошусь.
— Нет, Егор, не приму. Правда, люди, а особенно хорошие, нам в колхозе очень нужны, но тебя не могу взять. И рад бы, да нельзя. Ты уж не наш, не колхозный. Ты теперь на учете в трудовых резервах, они тобой и распоряжаются. Тебя выучили, ремесло в руки дали — значит, у тебя и путь другой. На заводах тоже хорошие люди нужны, да еще как! А особенно, кто окончил ремесленное училище. Ведь вы передовые…
— Так я же колхозник! Вот и маманя моя тут, и дедушка Кузьма, и папаня сюда приедет, когда из госпиталя выпишут. Мне хочется только в колхозе работать. Мое место тут, и все. А в город я не хочу ехать. Не по душе мне городская жизнь. Я тут останусь.
— Нет, тебе оставаться здесь никак не положено, — возразил Костюков. — А ты подумай, сколько на тебя денег затрачено, чтоб выучить. Кем ты там работаешь? По какой специальности?
— Я-то? Формовщик! И литейщик. Вы не знаете, что это за работа! Работа… прямо скажу — хорошая. Правда, дядя Лукьян, хорошая, но трудная. Труднее, скажу прямо, работы нет. Только я привык к ней. Привык и ничего не боюсь. Ничего! Никаких трудов. Меня за это сам директор знаешь как? За ручку здоровается. Вот. Даже в гости к себе звал. Приходи, говорит, Бакланов, ко мне на банкет. Ты, маманя, знаешь, что такое банкет, или не знаешь? Знаешь? А ну, скажи!