И смерть матери она пережила легче, чем Фидель. Он чуть не сломался, смысл жизни утратил — как же так, ученому, сотруднику МАС, не дали биотина, чтобы жену спасти! Помогла ему ненависть. Ненависть к алчным бюрократам, к насквозь порочной системе.
Но если бы Влада не пошла с ним в Сектор — ничего бы не получилось… И сама Владка не пропала бы.
Поздно вечером Сектор накрыло особенно сильным Всплеском. Фидель вырубился, а когда очнулся, все уже стихло, окрестности будто вымерли, все твари куда-то ушли. Люди — опустошенные, перешагнувшие последний предел усталости, негромко переговаривались, кто-то курил, кто-то стонал. Фидель встал (его шатало) и отошел от ограды.
Он только что мог погибнуть. Это ладно, это ерунда, за столько лет в Секторе Фидель научился не бояться опасности. Но он мог не спасти Владу — вот что страшно. С этой мыслью помирать пришлось бы: что Владе не помог, предпочел дело свое единственной дочери. Да человек ты после этого или тварь хуже хамелеона?!
И Фидель решил идти в Москву.
К нему, будто почувствовав его настроение, подошел Зулус, пес Влады, ткнулся в ладонь холодным носом. Фидель потрепал его по загривку:
— Идем вместе, брат.
* * *
Выдвинулись на рассвете. Поразмыслив, Фидель взял с собой только двоих — Модеста и Севу. Может, и не лучших бойцов лагеря, зато проверенных товарищей. Модест и Сева, непохожие близнецы, пришли в Сектор вместе с Фиделем, да и раньше они дружили, еще когда жена была жива, а Владка — маленькая совсем… Если уж с кем ее и выручать, то с братьями Жуковыми.
Модест, высокий блондин со слегка оплывшей фигурой бывшего спортсмена, на предложение выручить Владу ответил согласием и молча пошел собираться. Сева, маленький круглый брюнет, долго и въедливо выспрашивал у Фиделя подробности плана, а когда выяснил, что плана нет, сел разрабатывать, перевел кучу бумаги, ничего путного не придумал — так, в общих чертах набросал, но остался доволен собой.
Когда покидали лагерь, Зулус увязался-таки следом, и Фидель не стал его прогонять: пес скучал по Владе не меньше его самого.
Сева был проводником, и проводником хорошим. Хотя маршрут до Твери все знали неплохо, а пропуска «старичкам» Фидель продлевать не забывал.
Шли по непривычно пустому Сектору, огибая искажения, молчали каждый о своем. Когда дружбе больше десятка лет, все уже сказано и разговоры становятся необязательными. Ты и так понимаешь, о чем думает идущий рядом.
Утром переменчивый октябрь преподнес неприятный сюрприз: небо затянули темные тучи, порывами ветра бросало снежную крупу, подмерзшая трава хрустела под ногами, при дыхании изо рта вырывался пар. Зулус шумно обнюхивал кусты, но беспокойства не проявлял — ни одной твари по пути не встретилось.