л рядом, периодически отвлекаясь на вкусные запахи из подворотен.
Кроме Ротмистрова, в Москве был еще один человек, который давно уже хотел наладить контакт, но Фидель его по идеологическим причинам сторонился. Человек достаточно влиятельный, может, и удастся его уговорить помочь. Он бандит, мерзавец еще тот, но лучше уж с ним работать, чем с Ротмистровым, — хоть все по-честному будет.
Конечно, за подарок должен быть отдарок, и в ответ на услугу Фиделю придется сотрудничать. Продавать железы, хорошо, если не все, а только часть — стать винтиком в махине теневого оборота биотина.
Когда-то давно, когда у Кострова еще было время читать книги, в «Соло на ундервуде» писателя Довлатова он прочел замечательный ответ на заявление «Я не продаюсь!» — «А вас покупали?» Федора Кострова пытались купить не раз и не два, но ни у кого не получалось, потому что деньги его интересовали мало. Теперь пришла пора продаться, но не за материальные ценности, а за безопасность и жизнь дочери.
— Куда мы теперь? — спросил Сева. — Ищи этого Момента по всем Химкам.
— Мы не будем его сами искать, Сева. Мы пойдем к Тихому Дону. Он поможет. Он давно хотел наладить со мной бизнес.
Модест вздохнул осуждающе, но ничего не сказал. И даже Сева промолчал — понял, что спорить бесполезно.
Фидель представил, как собственноручно убьет похитителя дочери, и прибавил шагу.
Химки; Москва.
Когда Данила добрался до Химок, уже светало. Небо было затянуто тучами, скрывавшими Московское сияние (если оно все еще продолжалось — в чем Данила не был уверен), из туч сыпал мелкий снег. Холодно, сыро, мерзко…
Он брел по коттеджному поселку, с трудом переставляя ноги. Усталость прошедших дней навалилась на плечи, заставив ссутулиться, тупой ноющей болью вгрызалась в затылок. Наверно, это было последствие Всплеска или еще какой-нибудь незримой дряни, вырвавшейся из Сектора в реальный мир… Данила вспомнил, что творилось с ним, когда погиб Лазебный, и внутренне содрогнулся. Не дай бог опять поймать такое.
Возле коттеджа Момента снег стал грязно-серым от пепла. Самого коттеджа не было — выгорел дотла, и только печная труба торчала в небо, черная, обугленная, закопченная.
Момент был во дворе. Он стоял на коленях над телом щуплой светловолосой девушки, которую Астрахан видел в Твери. Волосы ее — очень светлые — слиплись от крови и почернели на виске. Девушка была мертва, с такими ранениями не живут. Есть что-то очень неправильное, несправедливое во Вселенной, где девушки умирают от пули в голову…
Как же ее звали? Галя?.. Да нет, как-то по-мужски… Гарри!