У Момента при себе были и патроны, и информация, да и вообще знали его в «Укурке» и любили. Затушив самокрутку, он поднялся, отряхнул зад и, стараясь не переломать ноги на раскрошившемся асфальте, отправился в таверну.
Слышно ее было издалека: гудел генератор, кто-то пел под расстроенную гитару. Геша остановился, полюбовался открывшимся зрелищем.
Искажение выбрало Пролетарский район, парк Текстильщиков, и заняло южную его часть. Под таверну переоборудовали здание ресторана, построенное незадолго до катастрофы и появления Сектора — двухэтажное, в псевдорусском стиле, отделанное деревом. Правда, отделка пострадала во время стычек с МАС и военными (сейчас-то «Укурку» не трогали, она существовала полулегально — Момент точно знал, что ее хозяина Гарри крышуют чиновники из тренировочного лагеря Минобороны), и местами брус закрыли рекламными щитами, старыми, еще до Сектора появившимися.
Щиты разрисовали в меру силы таланта и чувства юмора самодеятельные художники, по периметру повесили гирлянды, получилось празднично и симпатично. Здесь были и изображение хамелеона в стиле примитивизма, и кубические чупакабры, пятна на шкурах которых образовывали кельтский орнамент, и символическая фигура проводника, напоминавшая Прометея. Правда, вместо орла печень атланта клевал масовец в черной форме… Момент и сам приложил руку к оформлению и до сих пор гордился этой работой. Она называлась (о чем никто не догадывался) «Душа Сектора» и представляла собой неумелую, но старательную копию «Демона поверженного» Врубеля, насколько Момент, бывший в Третьяковке в последний раз в третьем классе, эту картину помнил. Переломанные крылья, руки, ноги, выкрученные невозможным образом, а в центре композиции — глаза, пылающие своеволием. Хорошо получилось, в общем, хотя нечуткие к искусству проводники и ловчие называли полотно «Жертва гравицапы».
Забор, огораживающий искажение, был подсвечен фонариками, и охраняли его люди Гарри.
Момент вышел на освещенную площадку у входа, кивнул вышибале, поручкался, лениво осведомился:
— Гарри у себя?
Вышибала его признал, указал на дверь: проходи, мол, для тебя — на месте Гарри. И Момент вошел в душное тепло таверны. Гардеробщик убедительных габаритов потребовал сдать оружие — он сдал и даже позволил себя обыскать. Дурь гардеробщика не интересовала, а драться Геша умел и руками. В зале горланили, спорили, ели проводники и вольные ловчие, военные и масовцы, мелкие перекупщики «сувениров» и карточные шулеры.
Танцевала на сцене не слишком симпатичная девчонка — лениво, расслабленно. На нее смотрели мало. Но Гарри считал, что без стриптиза таверна — не таверна, а так, одно название. Момент как-то в горячке спора возразил, мол, таверна — это с цыганами, а вот кабак или салун… Но Гарри слово «таверна» очень нравилось. Так и повелось.