Мне доставило труда не удержаться на этом, последнем штрихе; Т'иврел, тем временем, продолжал:
— Старший же брат (и мой родитель) тоже умер… не без помощи (правда, своей же собственной). Его подвела любовь к молоденьким красоткам. Сильно молоденьким. — Он скривился, но я чувствовала кожей, что история эта претерпела чересчур много пересказов, дабы всерьёз задевать его. — К несчастью для него, моя мать оказалась достаточно взрослой, чтобы забеременеть. Когда род её взбунтовался и потребовал объяснений, Декарта кончил дело казнью. — Проводник вздохнул и пожал плечами. — Нам, людям высокой крови, может сойти с рук многое, однако… законы есть законы. В конце концов, именно мы были теми, кто увязал и определил рамки возраста согласия. Единые рамки. Игнорировать собственные законы — преступление против Небесного Отца.
Хотела бы я спросить, с чего такая трепетная забота, если припомнить, что иные делишки Арамери мало волнуют Пресветлого Итемпаса; но вовремя придержала язык за зубами. Уж больно холодной иронией отдавал голос полукровки. Что тут ещё скажешь?
Оживившись, Т'иврел деловито вымерял мои размеры для новой одежды для портного, коему было назначено всего через четверть часа. (Скорость его работы заставила бы взревновать мою практичную бабушку.) Потом мне устроили короткую экскурсию; и пока мы тащились по коридорам дворца, выложенным (собственно, как и сам дворец) то ли белой слюдой, то ли перламутром, то ли ещё блестящим чем-то, чьего названия я не знала, бесконечная болтовня сенешаля успела изрядно поднадоесть.
Тогда-то я и перестала вслушиваться в его речи. Наверное, внимай я с должным уважением, почерпнула бы много ценного — важные персоны дворцовой иерархии, ключевые фигуры борьбы за власть, свежие и пикантные слухи, ну, и всё такое прочее. Однако ум мой ещё не пришёл в себя, слишком много невероятного навалилось сразу. Слишком многое следовало исчислить, взвесить и разобрать. И поскольку Т'иврел из проблем был самой малою, я со спокойной совестью пропускала его пышнословие мимо ушей.
Наверное, настроение моё (и невнимательность) не укрылись от него, но, похоже, что он не возражал, не подавая, во всяком случае, виду. Наконец мы добрались и до моих (новых) покоев. Громадные окна, от пола до потолка, тянулись вдоль одной из стен. Вид на город и мимохожую пастораль внизу — действительно, с Небес — захватывал дух. Я воззрилась вниз, приоткрыв рот от удивления (и непременно заработала бы нагоняй от матушки, буде она жива и здесь, со мною). Глазу людей не разглядеть, так высоко парил над землёю замок.