— Мы пока не собирались говорить тебе, — сказала старуха, стоящая теперь прямо за спиной. Странно, человеку с её-то весом и пробраться сюда… А человек ли она? — Твоё сегодняшнее появление здесь — чистая случайность. Но даже будь способ спутать дорогу… — Спиной я ощутила, как она пожимает плечами. — …рано или поздно всё и так бы открылось.
Бессильно опустившись на пол, я прижалась лбом к Итемпасу, будто бы Он мог защитить меня. Холод, казалось, проникал в каждую клеточку тела; забитая сумбурно кищащими мыслями голова гудела. Что-то во мне сломалось. Что-то важное. Оборвалось. Как нити от ваги, одна за другой, одна за другой. Нет, меня сломали. Создали, чтобы сломать.
Это и называется безумием, мелькнула в голове последняя связная мысль.
— Убьёшь меня? — прошептала едва слышно. На лбу старухи не было печати. Моя промашка. Мне, привыкшей к иному, всё ещё в новинку были меченые сигилом. Вот и проглядела, упустила из виду, — и как не приметила сразу, не распознала — кто она есть? Иного обличья во сне, старуха ныне. Кирью, прозванная Мудрой, лидер Энэфадех.
— К чему бы, да и зачем? Слишком многим пришлось пожертвовать, дабы ты появилась на свет. — Рука легла на плечо. Меня передёрнуло. — Но безумной ты бесполезна.
Разом сошедшая тьма подступила ближе, готовая принять меня в свои объятия. Без капли удивления, расслабившись и возблагодарив её за приход, я позволила себе забыться.
Однажды…
Однажды, давным-давно…
Однажды, давным-давно, жили-были…
Нет, довольно! Как… унизительно.
* * *
Жила-была маленькая девочка, и было у неё двое сиблингов. Старший, дикий и тёмный, чудесный, хоть и несколько… странный. Другой же сиял ярче всех солнц, вместе взятых, но был суров, строг и справедлив. Оба много старше её и неимоверно близки между собой, пусть в прошлом и сражались яростно друг с другом.
— Мы были слишком юны и черсчур глупы, — говорил Второй всякий раз, как девочка спрашивала его об этом.
— Переспать оказалось забавнее, — добавлял Первый.
Эти слова всегда злили Второго, впрочем, на то и был весь расчёт. Так-то маленькая девочка познала и полюбила их обоих.
* * *
То лишь присказка, не сказка. Смертным душам сложенная сказка. Ибо разуму человеческому одни лишь упрощения и доступны.
* * *
Так и протекало детство малышки. Родителей у них отродясь не водилось, их всего-то трое и было, и девочка росла сама собой. Мучимая жаждой, она пила блекло светящуюся жидкость, усталая, опускалась подремать на мягкие лежбища. Проголодавшись, шла к Первому — и тот наставлял её, как нужно питаться потребными для поддержания жизни энергиями; скучая, — ко Второму, обучавшему её всему, что когда-либо рождалось на свет. И так она узнавала имена. Место, где они жили, звалось — БЫТИЕ, в отличие от того, откуда они явились, безбрежного, бурлящего небытия, рекомого МААЛЬСТРЕМом. Игрушки и лакомства, порождаемые воображением и заклинаемые словом, именовались — ВЕРОЯТНОСТЬЮ (и как же восхительна была эта суть!). С её помощью можно было творить всё необходимое, даже менять природу БЫТИЯ — хотя девочка быстро научилась прежде просить разрешения на последнее, после того как Второй сильно расстроился, увидев, что стало с его тщательно выстроенными законами и процессами. Первому было всё равно.