Сержант Мецала — ветеран войны. Участвовал и вначале этой войны. После ранения был направлен начальником лагеря военнопленных. Крестьянин по происхождению, он был лучшим лыжником Суоми. Среднего роста, с редкими волосами на голове, уже не молодой, со свирепым выражением лица, нервный от контузии, Мецала имел много отличий за храбрость на фронте: на вид казался грубым, по натуре добрый, справедливый, чувствовалось, что он не питает ненависти к русским, которые вышли из войны и были за колючей проволокой, но сделать что-либо для облегчения, приостановить варварское обращение — был не в силах. Он был только начальником лагеря, а хозяином — директор завода. И что он мог сделать, когда вся политическая система государственного строя Финляндии была настроена на физическое уничтожение русских. Он не имел права запретить солдатам в тот период бить русских. Скажи открыто — каторга, в лучшем случае, завтра будешь на фронте, а на иждивении его было пять душ семьи. Все то, что было в его силах, он делал, рискуя своим благополучием. С солдатами Мецала был прост в обращении, но когда его выводили из терпения, он истерически кричал, лицо его багровело, руки тряслись, и тот, кто в это время попадал ему под руку, не мог устоять на ногах. Удары его были одинаковы и с левой и с правой руки. Чтобы успокоить себя, он вынимал нож и начинал метать в столб. Ему не мешали. Ножами он действовал с абсолютной точностью. На расстоянии 15–20 метров ни один нож не пролетал мимо столба толщиною в десять сантиметров в диаметре. Мецала был не мстителен, но в припадке гнева не щадил солдат; исключение составлял Пуранковский и русские. Вспышки гнева были часты у сержанта, поэтому солдаты избегали встречи с ним.
По прибытию в лагерь Пуранковсий проникся еще большей жалостью к военнопленным: его предположения об улучшении жизни русских в трудовом лагере не оправдались. Охрана была злобно настроена против русских и со дня на день ожидала капитуляции Советского Союза. Быстрое продвижение немецких войск на фронте внушало ему страх за свое будущее, а слова охраны о гибели России больно кололи его сердце. Чтобы утешить себя, он стал искать сближения с военнопленными.
В бараке царила зловещая тишина, которая нарушалась только при раздаче пищи. Утомленные работой, измученные голодом и думами, военнопленные все время лежали на нарах молча. Только группа военнопленного Максимова вечерами устраивала громкие дискуссии и споры. Пуранковский подолгу просиживал в бараке военнопленных, слушая споры русских, интересовался настроением и поведением их. Но с переводчиками из военнопленных и Максимивым Пуранковский не счел нужным связываться, так как чувствовал, что большинство военнопленных относится к ним недружелюбно. Переводчик заметил, что только один Рогов умел отгрызаться от всех. Андрей Рогов — бывший колхозник, попавший на фронт из заключения, болтливый, заядлый курильщик, часто вступал в пререкание с переводчиком Ивановым, которого