— А ваши утренние заплывы? Может, все-таки дело идет к примирению?
— Это будто два разных человека: когда мы одни утром — одно, в остальное время — другое, и никакой надежды, что он изменит свое мнение о свадьбе.
— Странно. Что, как только вы поплавали, он резко меняется?
— Мы встречаемся только несколько дней, а потом целый день я его почти не вижу. Я работаю в лаборатории, а он занимается своими лимоновыми плантациями.
— У него еще и лимоновые есть?
— Да, и банановые, и лимоновые. Они продавались, и Макс сразу купил, так как они прилегают к нашей территории. Плантации были в ужасном запустении, поэтому у него много дел, и он редко бывает дома.
— То есть вы встречаетесь только за столом?
Пенни кивнула:
— И по утрам.
Вновь раздался смех, и Грэм недовольно покосился в сторону кухни:
— Забавная девчушка… Кто такая?
— Деталей не знаю, но, как она уже рассказала Макс и ее отец были друзьями. Очевидно, он помог Максу начать свое дело; так что тот чувствовал потом что-то вроде долга.
— Но он действительно ее официальный опекун?
— Сомневаюсь. Но Ширли утверждает, что да.
— И он правда собирается на ней жениться? Не могу представить эту стрекозу в роли жены Макса Редферна.
— Мне всегда казалось, что она не так проста, как хочет казаться. Что касается их свадьбы, Ширли постоянно твердит об этом, но не думаю, будто Макс воспринимает ее всерьез, хотя могу и ошибаться.
— Так почему же она так уверена?
— Книжек начиталась, — рассмеялась Пенни заметив живой интерес в глазах Грэма. — Там опекуны якобы обязательно женятся на своих подопечных. К тому же, как я поняла, Ширли весьма романтичная натура.
— Да уж, — презрительно ухмыльнулся Грэм. — Навыдумывала себе от нечего делать. И что, она думает, Макс полюбит ее?
— Да. И ужасно разочаруется, если этого не произойдет.
— Но ведь они совершенно не подходят друг другу.
— Макс как-то сказал, что вряд ли вообще влюбится, — вспомнила Пенни. — Но думаю, он преувеличивает.
— Вы настолько откровенны друг с другом? — В голосе Грэма послышались нотки раздражения.
Пенни немного удивилась:
— Нет, я просто спросила, что бы он делал, если бы кто-то вмешивался в его личную жизнь, как он вмешивается в дела своей матери.
— Здесь за ним давно закрепилась репутация закоренелого холостяка. — Грэм на секунду задумался и добавил: — Не могу представить, что какая-нибудь женщина смирится с этим домостроем и пойдет за него.
— Кто это домострой? — вдруг раздался голосок Ширли. Она неслышно вошла в комнату и стояла за спинкой стула, на котором сидел Грэм. — О ком вы говорите? Я пропустила что-то интересное?