На нем были смокинг, шляпа, на лице сияла убийственная улыбка. Он посторонился, чтобы дать пройти человеку с амуром, приподнял шляпу, раскланиваясь с двумя женщинами, которые уставились на него в удивлении, затем закрыл дверь и, изящно размахивая тростью, подошел к прилавку. При виде его сердце Джойл отчаянно заколотилось, но разум твердил ей: вид ничего не значит, не поддавайся, это только уловка. Дон остановился возле прилавка, приложив трость к плечу. Глаза его были полны озорства и — сердце Джойл забилось еще сильней — любви.
— Привет, Кэн, — сказала бабушка, улыбаясь и раскачиваясь в своем кресле.
Он обернулся к ней, приподняв шляпу.
— Здравствуй, бабушка. Ты сегодня чудесно выглядишь.
Старая женщина расцвела. Донован обернулся к Джойл.
— Я слышал однажды, как ты сказала, — произнес он, стараясь говорить тихо, — что ждешь, что какой-нибудь мужчина придет за тобой в шляпе и смокинге, чтобы избавить от повседневных забот.
Он обвел взглядом празднично украшенный магазин, в котором еще оставалось четверо или пятеро не определившихся с выбором покупателей, затем снова посмотрел на нее с улыбкой.
— Но здесь такая приятная атмосфера, что я не могу себе представить, что ты захочешь покинуть все это.
Все присутствующие обернулись на него. Джойл огляделась по сторонам, затем перевела грозный взгляд на Донована и проговорила тихо, с угрозой:
— Я имела в виду, что этот мужчина избавит меня от беспокойства, от принятия важных решений одной. Я вовсе не собиралась бросать мой бизнес.
Донован снял с головы шляпу, положил ее на стойку, взгляд его был темен и настойчив.
— Так я и думал. Так что вот он я — к твоим услугам.
Джойл подняла бровь.
— В каком качестве?
— Как? В качестве мужа, конечно. Чтобы разделить с тобой беспокойство и принятие важных решений. Чтобы баловать бабушку, чтобы любить Еву, чтобы сделать тебя счастливейшей женщиной на свете.
Никто даже не притворился, что рассматривает товары. Все собрались вокруг них, двери чайной распахнулись, и полдюжины человек, в том числе и Рита, выглядывали оттуда.
Ева, которая уходила в дом за стаканом молока, увидела Донована и подбежала к нему радостно.
— Дядя! — прокричала она в восхищении, когда он поднял ее на руки.
— Не дядя, — сказал он ей. — Папа. Ты можешь сказать «папа»?
Джойл шлепнула его по руке.
— Не говори ей так!
Ева повернулась к матери, негодующе сдвинув брови, и шлепнула ее. Потом она повернулась обратно к Доновану и проговорила громко и четко:
— Па-па.
— Молодец, — ответил он.
— Дон, — сказала Джойл, изо всех сил стараясь не думать о людях, которые глазели на них, — ты не сможешь силой впутать меня в эту историю.