— Товарищ Косоротов! — приказал я командиру 4-й роты, который уже собирал и строил свою роту. — Немедленно очистить дорогу от казаков. Отходить будем в сторону Ирбитского завода, на Тепловский кордон.
— Слушаюсь! — ответил Косоротов и, делая какие-то указания, начал рассыпать свою роту в цепь.
Совершилось чудо, которого я и сам не ожидал: люди, представлявшие несколько минут тому назад беспомощную толпу, объятую страхом и безнадежностью, вновь обрели силу, преобразились в боеспособную часть, готовую на любой трудный и опасный подвиг. Проходя перед «горцами», я видел в их потупленных взорах мучительный стыд за проявленную ими слабость и в то же время радостное волнение и гордость за то, что они вновь обрели силу.
Косоротов, продвигаясь со своей ротой к кордону, не встречал сопротивления противника. Казаки, напавшие на наш обоз, пограбили его и, как только увидели движущуюся цепь 4-й роты, поспешно удалились, не приняв боя.
Пехота противника дальше наших окопов почему-то не пошла. Думаю, что на ночь она не хотела забираться в лес.
Отойдя до линии кордона, мы заняли новую позицию. Здесь за ночь полк привел себя в порядок.
Ходов не появлялся. Комиссар полка Муравьев обязал меня продолжать временно командовать полком. Я начал отказываться, но Муравьев пригрозил мне и обещал «поставить к стенке». Подействовала на меня не угроза Муравьева — ее я принял скорее за шутку, — мне было больно за людей полка, и после мучительных колебаний и сомнений в своих силах я согласился.
На рассвете следующего дня мы перешли в наступление и вновь заняли свои прежние позиции, которые вчера так позорно оставили.
Ходов утром прислал в полк казначея Шпренгера с целью выявить настроение людей.
«Горцы» оказали ходовскому послу:
— Пусть он к нам больше не показывается. Обойдемся без него как-нибудь.
— Скажите Ходову, — заявил комбат Калинин, — на фронте нужны не парадные командиры, а настоящие, которые не прячутся от пули за кочку и не бросают людей в трудную минуту. — И в заключение добавил: — Товарищ он не плохой, да только в тылу.
Ходов, получив такую информацию, не решился приехать в полк и на другой день уехал в штаб бригады. Там уже знали о поведении Ходова из донесения Муравьева и послали его военным комендантом на какую-то станцию.
Комиссар не любил Ходова за его малодушие и был очень доволен, когда тот ушел из полка.
— Ты думаешь, мне легко было с ним работать? — сказал как-то Муравьев. — Я должен был поддерживать его авторитет как командира, а он его заваливал. Человек он, может быть, и не плохой, но не для фронта.