БЕЛЫЕ ПРИМЕНИЛИ ОТРАВЛЯЮЩИЕ ВЕЩЕСТВА
«Горцы», наученные горьким опытом, как только вновь заняли свои окопы под Лебедкином, начали их сразу углублять. Многие старые солдаты делали в окопах «лисьи норы», которые хорошо защищали от осколков и шрапнели. Кроме того, прорыли в лес ходы сообщения, чтобы можно было во время сильного артогня незаметно уводить людей в укрытия. Все эти меры сильно повысили нашу обороноспособность. После этого все атаки противника наталкивались на упорное сопротивление «горцев» и успеха не имели. Даже шквальный артиллерийский огонь уже не помогал противнику, потому что «горцы» приспособились и к нему.
— Ребята! Быстро в лес! — приказывал комбат Косоротов (после того как я принял полк, он стал командовать 2-м батальоном). — Пусть они месят окопы, починим, — смеялся он, когда белые начинали артиллерийскую подготовку к очередной атаке.
И люди спокойно и незаметно уходили по ходам сообщения в безопасное место, где сидели, пока не прекращалась артподготовка. Когда стихал огонь, все быстро возвращались в окопы и спокойно встречали идущую в атаку пехоту противника, а подпустив ее поближе, внезапно обрушивали на нее всю силу своего огня.
— Что же вы бежите, контрики? — кричали вслед убегавшим белякам бойцы. — Али вам не нравится наше угощение? — Некоторые, сложив рупором руки, кричали вдогонку: — Холуи несчастные, за кого воюете? Так вашу мать… За офицеров, которые вам за это морду бьют и последнюю коровенку со двора уводят?
Так пытались «горцы» агитировать обманутых крестьян.
— Они не поймут нас сейчас, — говорил ворчливо Косоротов, прислушиваясь к выкрикам бойцов. — Они верят еще эсерам, которые обещают им золотые горы. Вот когда они увидят сами, что эти золотые горы превратились в пепел, тогда их не надо будет агитировать, сами узнают, на чьей стороне правда.
— Окопы, окопы приводите в порядок. Хороший окоп — это дом родной, — отечески наставлял комбат 1 своих бойцов на другом конце обороны.
Ночь тянулась очень медленно. Изредка слышалась перестрелка разведчиков, или вдруг рассыпался дробью какой-нибудь пулеметчик, которому в темноте показалось, что движутся неприятельские цепи.
Наутро, как только рассвело, белые снова начали артиллерийский обстрел. Но стрельба на этот раз велась как-то вяло, нерешительно, снаряды падали не по окопам, а за окопами в лесу. Разрывы и цвет дыма не были похожими на прежние.
— Товарищ Пичугов! Чуете, как пахнет черемухой? — спросил меня телефонист Питерский.
— Черемуха цветет в мае, а сейчас сентябрь, — сказал я, не вникнув в смысл вопроса Питерского, занятый разбором оперативной сводки, полученной из штаба бригады. Питерский, оставив за себя напарника, не говоря больше ни слова, вышел из шалаша, в котором размещался штаб полка, и пошел к тому месту, где недавно разорвался снаряд. Вскоре он вернулся и заявил, что черемухой пахнет от разрыва неприятельского снаряда. Спустя немного его стало тошнить и появилась рвота.