– А если – ждали?!
– Полгода? Чушь! Роман запыхтел разозленно, нахмурился:
– Опять – чутье?
– Опять! – Мария вскочила со стула, подошла к окну и встала, очень огорченная, спиной к обществу.
– О каком чутье вы тут толкуете? – налегая на стол грудью, шепнула Надежда Прохоровна.
– Да вот, – махнул рукой Савельев, – чутье у нее, понимаете ли, какое-то необыкновенное, звериное. Не эта чуйка, так кукарекала бы сейчас на нарах, слезные жалобы во все инстанции строчила и передачки от подружек получала…
– А в этом есть определенная справедливость, – глядя, как медленно отворачивается от окна Марья, сказал Вадим Арнольдович, – чутье у Маши действительно есть… Что с тобой, Машенька?
Еще недавно к окну отворачивалась разгоряченная розовощекая Марья…
Сейчас на общество смотрела чудовищно побледневшая девушка с остановившимися глазами, губами, перебирающими какие-то звуки; Марья смотрела на Романа и недоуменно двигала бровями.
– Маш, ты что?
– Рома… – пролепетали посеревшие губы, – что ты только что сказал? Повтори…
– Ну… Чутье у тебя железное. Иначе сидела бы сейчас на нарах, кукарекала, жалобные письма… – зачастил боксер.
– Да, да, – оборвала его подруга. – Все правильно, все так…
– Что – так?! – вновь вспыхнул Савельев.
– Мне надо позвонить, – пробормотала Марья и быстро, кивнув всем сидящим за столом, направилась из комнаты.
– Ты куда?!
– Звонить из этого дома нельзя, – кажется, не видя перед собой ничего, кроме уличных башмачков, бубнила Марья, – мне нужен таксофон…
– Я с тобой, – категорично заявил Роман Владимирович и, морщась от боли в стертых пятках, вбил ноги в высушенные тетушками ботинки.
Вся компания большого совета смотрела на него с сочувствием, на Марию Анатольевну с недоумением и где-то даже с осуждением.
Мария это осуждение уловила.
– Мне лучше одной побыть, простите, – пролепетала.
– Одна ты никуда не пойдешь, – сказал Роман и взялся за дверную ручку.
– Куртку надень! – воскликнула добрейшая Софья Тихоновна и хлопотливо прихватила с вешалки две ветровки. – Дождь обещали!
Казалось, Марья не услышала и даже не заметила, как Роман потопал вслед за ней по лестнице. От какого-то внутреннего сосредоточения она очнулась лишь на улице, когда Савельев набросил ей на плечи курточку Анастасии.
– Поймаем мотор и отъедем от дома, – сказал. —
Нас ищут, нельзя, чтобы твой звонок проходил с соседней улицы от дома моих родственников.
– Хорошо, Рома, – кивнула Маша.
Это мелодичное покорное «хорошо» всякий раз сбивало пыл с боксера почище оплеухи. Орать и терзать вопросами девушку, так безропотно произносившую «хорошо, Рома», было совершенно глупо, беспощадно, гадко.