Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26 (Карп) - страница 31

 - Да, мама.

 - А соль.

 - Да, мама.

 - Что-нибудь наверно забудут, - не унималась бабушка.

 - Дойдем до лечебницы доктора Дюбушэ, там отдохнем, на скамеечке в тени, - успокаивал маму старший сын.

 - Я уже отдохну на том свете, - вздыхала  бабушка. - Это тот Дюбушэ, что лечил твоего отца? А?

 - Нет. Это другой Дюбушэ, мама.

 - Он так же плохо лечит, как тот?

 - Как видно, лучше, если у него лечебница на самом курорте, в Отраде, - ответил сын.

 - Тот, наверно, тоже имеет свою лечебницу. Они деньги берут до, а не после. Умер-шмумер – это не его дело. Все мы смертные. Так говорят доктора, - констатировала пожилая еврейка.

    Последний  раз  она  была на море в прошлом году. Ей одного раза в год хватало забот и сил на это проклятое море.      

    Она ворчала, сердилась, всеми командовала, но наступал роковой день и бабушка говорила: «Хаверым, что-то  мы  давно  не  были  на  море. А-а?».

    И  вся   семья понимала, что в ближайшее воскресенье всей семьей двинемся на море в Отраду, на Ланжерон, в Аркадию, кому  куда  ближе. Шли  пешком. Не  каждый в состоянии себе позволить нанять  извозчика или снять на лето дачу подальше от городского зноя и духоты – на Фонтане, в Люсдорфе, а не то и дальше. Затока, Бугаз, Аккерман, Будаки – прекрасные места, лучшие курорты Европы. В Будаках собиралась знать европейская. Концерты, лучшие симфонические оркестры Европы, цирк – шапито, эстрада. Гостиницы и пансионы великолепных домов, свежая рыба, фрукты, золотой песок пляжей, раскинувшихся на многие вёрсты вдоль ласкового Чёрного моря.

 ***

    Одетый в чистое с ботинками на ногах, Вафа выглядел просто ангелочком. Завитушки светлых волос вокруг раскрасневшегося лица и смущенная улыбка совсем не шли пацану с Ланжероновской, воспитанный улицей. « Да, товар что надо, - подумал Васька-Прыщ» и вслух произнёс, - пошли за бубликами с маком.

    Улицы города погрузились в темноту. Тускло светились окна домов. Прошли по Надеждинской улице, свернули на Сабанеев мост, слева ярко светились окна второго этажа дома графини Толстой. Екатерининскую заливал свет городских газовых светильников, витрины магазинов сверкали всеми красками радуги. Вот и бубличная.

    Запах горячих одесских бубликов с маком и симитатти дразнил прохожих. За витриной виднелся прилавок с полками, а за ним пекарня. Два волшебника – пекаря из простого теста выделывали одесское чудо. Тесто готовили вручную. Размешивали на больших столах, покрытых цинковой жестью, муку с водой, чуть подсаливали, раскатывали руками, а потом мяли тесто большим деревянным рычагом, один конец которого крепился к столу, а другим – давили на крутое тесто, переворачивая его с боку на бок. Покупатели спокойно стояли и наблюдали за выпечкой бубликов. Никого не привлекали свежие бублики, испеченные  часа два тому  назад. Ждали  новой партии. Один из пекарей отрывал от готового теста кусочек, раскатывал его в  колбаску, сворачивал   кольцом  вокруг  деревянной  болванки и спускал в  огромный  чан с кипящей крепкой чайной заваркой. Через несколько секунд другой пекарь доставал из чана колечки большим дуршлагом, выкладывал их на противни, посыпал маком или симитатти и сажал противни в печь длинным рогачом.  Проходило   несколько  минут  и  в огромную плетёную корзину слетали свеженькие румяный горячие бублики.