На уроках каллиграфии длинный, как жердь, в пенсне, Вениамин Прокопьевич, нависая над классной доской, выводя буквы, противным скрипучим голосом постоянно повторял: «Почерк – это зеркало души. Посмотрите на письмо Сони Медведик, какая чистота мысли, какое спокойствие характера в нажиме и волосяных линиях. А этот ужас, который сотворяет Мильман. Корявое письмо, кляксы и разнобой в высоте букв, приведут его в конце-концов в тюрьму или к бродяжничеству».
Может Вениамин Прокопьевич и считался хорошим учителем, но был совершенно плохим предсказателем судеб, просто никудышным. Соня Медведик кончила жизнь в сумасшедшем доме на Слободке, а Мильман стал знаменитым профессором математики.
Мама ругала меня за то, что я всё забросил, но сама читала с большим удовольствием найденные мной рукописи. Сам же я читал и перечитывал их вновь и вновь, знал содержание почти наизусть. Но вскоре началась война. Мы срочно эвакуировались из Одессы и я хотел взять рукописи с собой, но мама категорически запретила и думать о том, чтобы прихватить с собой эту пудовую тяжесть. Я вынул титульный лист и спрятал его в карман, папки связал шпагатом и положил на полку в кладовке в надежде, что скоро война кончится, мы вернёмся в Одессу и рукописи снова станут моим богатством.
Потертый и порванный во многих местах титульный лист прошел со мной дорогами эвакуации, войны, возвращения в Одессу через четыре года, но не было ни рукописей, ни кладовки, ни того дома, где мы жили перед войной. Этот заветный листик редко попадается мне на глаза, но когда я его разворачиваю, в моей памяти четко проступают страницы с красивым каллиграфическим почерком, ясно вижу весь текст. Меня уже не так раздражает этот изумительно правильный почерк, особенно, если рассматривать ужасные каракули, которые сейчас называются письмом. Потом, проходило время и я забывал о существовании, когда-то тревожащего мои мысли, листка из заветной папки. Жизненная суета, занятость и другие дела не давали возможности вспомнить о тайнах одесских катакомб. Теперь свободного времени у меня много, прожив больше половины жизни, если считать, в среднем, рубеж в 120 лет, решил вспомнить и записать некоторые рассказы из той рукописи. Возможно Вам встретится смещение некоторых дат и событий, фамилии и места происходящего, в этом виноват не я, а время, но Одесса, дома и улицы, её люди с их говором и характерами, думаю, мне запомнились хорошо.
И так, поехали!
***
За десять дней до газетной шумихи о пропавшем ребёнке в один из весенних дней, когда на дворе был уже конец марта и весна давно должна была гулять по Одессе, навевая любовные мотивы не только на котов. Девушки, не дожидаясь совсем тёплых дней, сменили тёплые чулки в рубчик и тяжёлые зимние туфли и ботинки на белые носочки и весенне-летние туфельки, выставляя очень уж белые ножки лучам несмелого солнца. Ничего, скоро настанет жаркое лето, море, солнце и белые ножки загорят до иссиня-чёрного цвета, будоража воображение мужчин.