Ребята кругом обступили нас, подняли старика на ноги и утешали чем могли, говоря, что он теперь среди друзей, что они его никому не выдадут, будут о нем заботиться и повесят каждого, кто решился бы причинить ему вред. Право, грубые рудокопы становятся нежнейшими созданиями, если кто-нибудь сумеет пробудить в них хорошие стороны души! Совершенно как капризные и буйные дети. Никакие уговоры, однако, не помогали нам успокоить старика до тех пор, пока Фергюсон, опытный дипломат, не сказал ему:
— Если вы боитесь Шерлока Холмса, то можете вполне успокоиться.
— Почему? — живо спросил помешанный.
— Да потому что он уже умер.
— Как умер?! О, не шутите, пожалуйста, с таким несчастным человеком, как я! Неужели он умер? Скажите, ребята, по чести, не мучьте меня!
— Да уж будьте спокойны, не встанет! — сказал Хэм Сэндвич.
— На прошлой неделе его повесили в Сан-Бернардино, — добавил Фергюсон, — приняли за другого. Теперь вот каются, да ничего не поделаешь.
— Памятник ему хотят ставить, — проговорил Хэм Сэндвич с видом человека, твердо убежденного в том, что говорит.
Несчастный „Джеймс Уокер“ сразу повеселел, и даже глаза его отчасти утратили дикое выражение. Мы с Хильером привели его к себе, переодели с ног до головы в наше платье, накормили, и затем, придя немного в себя, он нам рассказал свою историю. Вот она вкратце:
„История человека, которого приняли за другого
— Жил я в Денвере и прожил там много лет. Иногда помню, сколько именно, иногда забываю. Но это не важно. Вдруг получаю приказание уехать, если не хочу, чтобы меня предали суду за преступление, совершенное мною давно на востоке. Я знал об этом преступлении, только не я его совершил, а мой родственник, носивший такое же имя. Что мне было делать? Очень уж я испугался — голова пошла кругом… И времени-то дали немного — всего один день, кажется. Ведь меня бы линчевали, если бы народ узнал о преступлении, в котором я был обвинен. Никто бы мне не поверил. При линчевании всегда ведь так — потом-то все каются, да уж поздно. Вот как с Холмсом теперь. Ну, я решил все продать да и бежать, а потом вернуться с доказательствами моей невиновности. Так и сделал — бежал ночью и долго скрывался в горах под чужим именем.
А тут мне стали слышаться разные голоса, да духи какие-то появились… Голова совсем работать отказалась… Чем дальше дело заходило, тем хуже мне становилось. Сначала голоса возникали только по ночам, а потом пошло уж и днем… Просто покоя не давали… Соберутся вокруг и мешают… Спать мешают, работать не дают.
Наконец, уж совсем худо стало. Один какой-то шепчет: „Так мы его никогда не поймаем, потому что видеть не можем“, а другой отвечает: „Надо выписать Шерлока Холмса, он через двенадцать дней будет здесь“. Ну, тут у меня сердце упало. Я слышал об этом сыщике и подумал, что если они его на меня натравят, то тут уж мне верная погибель.