Когда Кей почувствовала, что силы ее стремительно иссякают, дверь зала неожиданно открылась и в него шагнул Майкл. Судя по его глазам, он понятия не имел, что застанет внутри, но при виде дракона ни один мускул на его лице даже не дрогнул. Кей из последних сил совершила рывок и кубырем полетела под ноги Майклу. И успела поднять голову, чтобы встретить свой конец достойно , но лишь увидела, как Майкл, совершенно не напрягаясь, сделал едва уловимый жест рукой, и дракон сгинул, словно его никогда и не было.
Кей понятия не имела, каких старшекурсников и чему он учил, но он был великолепен в том, что делал. Его невозмутимость и мощь потрясали и вызывали восхищение, даже несмотря на то, что он едва ее не угробил. Он выглядел богом, у ног которого валялась ничтожная скорчившаяся от страха и бессилия смертная. И в ту же секунду к Кей пришло странное ощущение, что самое безопасное место на земле - рядом с ним.
Кей не то вздохнула, не то всхлипнула, и он обратил свое внимание на нее.
- Дракон? - даже в одном этом его слове звучала тонна сарказма. - Обычно адепты более гуманны к себе.
Кей не поняла ни слова из того, что он сказал. Дракон? А что насчет чертовой гиены или змеи? Она стала ветром, на какие-то несколько безумных секунд она стала ветром. Кей не знала, плачет она или смеется, из ее легких вырывались только странные хрипы.
Через вечность и еще один миг Майкл заговорил вновь:
- Ну что, ты сожалеешь?
Ветер в Кей кричал: о чем, о чем мне сожалеть? У меня нет ни надежд, ни сожалений. Ива молча трепетала на ветру. А девочку, что неслась по залу, как сумасшедшая, пытаясь избежать лап дракона, больше уже ничего не волновало и не беспокоило: она лишь пыталась дышать, потому что у нее все еще были легкие, все еще бежала кровь по венам, и все еще дрожала всередине жизнь.
Майкл смотрел на нее по-прежнему невозмутимо, словно в его распоряжении были все века мира.
- Я сожалею, - наконец, выговорила она, - о своем длинном языке.
Майкл молча наблюдал за ней. Потом коснулся ее плеча, и в Кей потекла темная со сладковато-горьким привкусом энергия. Он лечил ее, исцелял раны, физические и психические, нанесенные поединком. Кожу покалывало, пока она затягивалась и разглаживалась, словно ничего и не было - Майкл и в этом был удивительно хорош. Он не накачивал организм энергией чрезмерно, так, что человека практически выкручивало от переизбытка, и не работал уныло и неспешно, как травницы. Он делал это ровно так, как было нужно: не быстрее и не медленнее. Постепенно приходя в себя, Кей думала о том, что действительно сожалеет о своем длинном языке, но, как ни странно, не о сути того, что сказала. Майкл наказал ее за своеволие и дурость, но, несмотря на жестокость урока, он заботился о последствиях, он был честен в своей суровости. У него, как у наставника, существовали свои правила, но он заставлял их исполнять не только ученика, но и самого себя.