— Рад снова видеть вас, — произнес адвокат, протягивая руку Матиасу. Взгляд его словно приклеился к лицу клиента. Я, вероятно, превратилась в невидимку. — Чем вас угостить? Кофе? Датской булочкой?
Банни все еще топталась на пороге, явно не желая упускать Матиаса из виду.
— Может быть, пончиками? — с надеждой спросила она.
Я уже выпила дома два с половиной стакана колы, чтобы заставить себя проснуться, однако с удовольствием выпила бы еще. Но поскольку ни Гласснер, ни Банни до сих пор никак не отреагировали на мое присутствие, я не стала навязываться. К тому же мало ли что Банни может подсыпать в колу, предназначенную мне.
— Спасибо, ничего не надо, — торопливо произнес Матиас, и удрученная Банни удалилась.
Стоило нам с Матиасом опуститься в зеленые кожаные кресла, стоявшие напротив стола адвоката, как ровно через шестьдесят секунд искрящееся дружелюбие Гласснера сменилось искренней враждебностью. Эту перемену можно было с полным основанием приписать удивительным талантам Матиаса по части такта и дипломатии.
Поскольку встречу назначил Матиас — и поскольку я продолжала оставаться невидимкой, — я предпочла не высовываться и предоставила Матиасу вести беседу.
Как вскоре выяснилось, это была не самая удачная стратегия.
— Мы пришли, чтобы просмотреть кое-какие бумаги отца, — без лишних церемоний выложил Матиас. — Для начала, его завещание. Я хочу взглянуть на оригинал. Не на копию, а на ориги…
Квадратная челюсть Гласснера вдруг приобрела сходство с гранитной скалой.
— Минуточку, — перебил он. — Как вас следует понимать? Вы что, сомневаетесь в подлинности завещания вашего отца? — Гласснер вдруг на глазах начал раздуваться; теперь он нависал над столом, хотя по-прежнему сидел в кресле. — К вашему сведению, я тридцать пять лет был адвокатом вашего отца и между нами не возникало даже тени каких-либо разногласий. Никогда! Ни разу! Не знаю, кто вас надоумил… — Тут он, как ни странно, взглянул на меня, впервые с тех пор, как я вошла в кабинет. Я подумала, что сейчас не время отвечать ему широкой улыбкой. — Но могу вас заверить, — торопливо продолжил Гласснер, — что завещание Эфраима Кросса подлинное и соответствует всем юридическим нормам.
Адвокат прямо-таки пылал негодованием.
Я решила вмешаться и попытаться сбить пламя:
— Мистер Гласснер, боюсь, вы неправильно поняли. Никаких обвинений…
Но Гласснер не желал остывать. Бросив гневный взгляд на меня, потом на Матиаса, он снова взял слово:
— Я лично приглашаю вас обоих побеседовать со всеми тремя свидетелями, в присутствии которых составлялся документ. Все они работают здесь. Одна из них — та прелестная дама, что проводила вас в этот кабинет.