— Новый перевод с латыни трактата по архитектуре Витрувия.
— Интересно. Вы предприимчивый человек, мне это нравится.
Бэмбридж встал, словно намереваясь показать ему Господский дом, но тут же сел. Роберт Кастелл продолжал стоять.
Выражение лица Бэмбриджа изменилось, и он заговорил доверительным тоном:
— Мсье Кастелл, вы кажетесь мне весьма уважаемым человеком. Известный архитектор, который к тому же переводит с латыни! Могу ли я говорить с вами откровенно?
— Прошу вас, дорогой мсье Бэмбридж.
— Что делать в моей тюрьме такому человеку, как вы?
Кастелл сел:
— Что вы хотите этим сказать?
— Господский дом Флит совершенно не соответствует своему названию. Послушайте: что касается комфорта, вы не найдете ничего подобного ни в Маршалси, ни в Людшейте, только разве этого достаточно? Несостоятельные должники — это в основном жалкие воры или мошенники, не заслуживающие лучшей участи. Но вы?
Бэмбридж удостоверился, что их никто не подслушивает.
— Вокруг тюрьмы существует зона, которая называется тюремными границами Флит. Там мои заключенные могут жить, пользуясь определенной свободой. Ваша семья сможет вас навещать, когда пожелает, а не подчиняясь тюремному расписанию. К тому же для малолетних детей таверна гораздо лучше, чем тюремная камера. Что вы на это скажете?
— А каковы условия проживания в этих тюремных границах?
Во время их разговора Бэмбридж внимательно рассматривал одежду Кастелл а:
— Отдайте мне ваши карманные часы, атласный камзол и туфли с пряжками, и мы не будем больше говорить на эту тему.
Удивленный Кастелл согласился пожертвовать своими вещами.
— Мы в расчете?
— Да. Впрочем, прошу прощения, остались пять фунтов стерлингов, о которых мы говорили. Честное слово, так требует закон.
Получив деньги, Бэмбридж отвел Кастелла в таверну «Королевская армия», где они стали ждать Ричарда Корбета, друга управляющего тюрьмой и одного из пяти привратников тюремных границ, который надзирал за заключенными, жившими относительно свободно. Архитектор заволновался, поскольку мужчина, сидевший недалеко от них, говорил о больном оспой, занимавшем соседнюю комнату.
— У меня никогда не было оспы, — сказал Кастелл. — Все члены моей семьи, заболевшие этой болезнью, умерли. Я буду вам признателен, если мы не задержимся здесь надолго.
— Разумеется.
Бэмбридж расспросил Корбета о его возможностях, но привратник утверждал, что у него в доме нет свободных кроватей.
Тогда они решили поселить Роберта Кастелла у некого мсье Андервуда, сдававшего комнаты заключенным Флит.
— У меня есть комната, — сказал Андервуд. — Вы будете жить с человеком, который считает себя художником.