Когда она взяла последний аккорд и оставила его умирать в молчании, Августус все понял.
Смущенный, он пробормотал банальные слова:
— Прекрасно сыграно.
И стремительно вышел из комнаты.
Всю ночь Муир оценивал сложившуюся ситуация под разными углами зрения. Он понял, что счастье последних дней, это странное блаженство, которое он испытывал в Драйбурге, давали ему не меры, предпринимаемые Шеннон, а сама Шеннон. Он старался убедить себя, что сошел с ума. Он влюбился в нее!
По странному стечению обстоятельств волк принялся подражать своей добыче. Он ловил ее мельчайшие движения, изменения голоса, намерения, таившиеся во взглядах, и вместе с тем боялся прочитать на ее лице, что она догадалась о том, что он тщательно скрывал.
Самый могущественный человек в Лондоне стал неуклюжим, чрезмерно стыдливым. Болезненная меланхолия уступила место меланхолии влюбленности.
Муир даже начал завидовать сыну, однако повторял себе, что между ней и им самим вставали те же самые законы.
Его обуяла гордыня. Он ведь был Августусом Муиром, и ничто не могло устоять перед ним, ни церковь, ни закон, условности, ни его нынешняя семья, ни сама Шеннон. Он засыпал непобедимым захватчиком, а просыпался пленником молоденькой семнадцатилетней девушки, заложником ее изящных рук, красоты ее лица, переливающегося блеска ее волос, доброй улыбки, без которой он уже не мог обходиться.
В конце концов возобладал рассудок.
— Я должен вернуться в Лондон, — сказал он ей. Шеннон забеспокоилась, решив, что плохо вела себя.
Но Августус сослался на неотложное дело, требовавшее его присутствия в Лондоне.
— Прежде чем мы расстанемся, — сказала она, — я хочу вас, монсеньор, кое о чем попросить. До сегодняшнего дня я не решалась говорить об этом.
— Говорите.
— Это имеет отношение в Бартеломью Глэсби.
— Глэсби? Да ну…
— Я права — его карточные долги составляют двенадцать тысяч фунтов?
Августус удивленно поднял брови. Странно, что Шеннон знала о неприятностях его покойного друга и говорила об этом.
— Да, — сказал он. — Примерно так.
— Насколько я понимаю, некоторые его кредиторы являются членами Совета королевы и парламентариями, которые не собираются отказываться от денег. Но главное, как мне кажется, это то, что кто-то рассказал им о нашем тайном уговоре…
Муир пожал плечами.
— Ничего не понимаю. Что еще за тайны?
— Все дело в том, что двенадцать лет назад мое удочерение вами было лишь видимостью. Официальный акт об удочерении был составлен не на ваше имя, а на имя Бата Глэсби, согласно пожеланию вашей жены.
— Что вы такое говорите?
— Теперь вы понимаете, в каком деликатном положении я оказалась. По закону меня могут преследовать за долги моего приемного отца. Но у меня нет двенадцати тысяч фунтов!