Анины пальцы, которые держали на треть наполненный бокал, дрогнули, и бокал стукнулся о тонированную стеклянную поверхность столика.
– Ты что, Ань?
– Да ничего, – глухо ответила она. – Просто вспомнила лицо этого Вайсберга. Я его тоже знаю. А ничего, Алешка, что мы сидим в его заведении? Этот клуб принадлежит «Орион-банку». Ты об этом не знаешь, а?
– Как не знать… знаю. Так вот, папаша взял деньги у Вайсберга и Кислова, они тогда уже развернулись неплохо. Не так, как сейчас, конечно, но все равно – крутые были. С Петросяном в близких бегали… Он тогда как раз с шестой ходки откинулся. Слыхала, наверно, о Петросяне? Не который юморист… из «Аншлага». Другой… Андроник Петросян.
– Андроник? Вор в законе?
– Ты и его знаешь? – Алексей снова показал перламутровые зубы в улыбке, которая не понравилась Ане еще больше предыдущей. – Ну и знакомства у тебя, Анечка.
Она передернула узкими плечами, с трудом удержавшись от того, чтобы не наговорить грубостей.
Потому что при упоминании имен Вайсберга, Кислова и Андроника Петросяна жуткий холод поднимался из самой глубины ее существа, с самого дна ее души, где притаился и затих, как затравленный заяц в норе, животный страх. Она не могла победить его, этот страх, а слова Алексея, напряженные, напружиненные, ворошили его, как угли. И тогда из мучительного, тусклого, изматывающего тления, как из умирающего костра, грозилась вырваться вспышка панического ужаса. Дамир, мертвый Юрка Кислов, тусклые рыбьи глаза Ледяного под скупо поблескивающими очками.
И – сорок четыре… нет, уже сорок два часа.
– Папаша прогорел, – продолжал Алексей. – Я тогда только что пролетел мимо института, сидел без работы… Конечно, я ничего не мог поделать. Неполные восемнадцать лет, на носу армия, которой я панически боялся, не скрою. И тут – этот долг. Десять тысяч. Десять тысяч долларов. Сумма, которой я тогда даже представить не мог. Хотя для Вайсберга это уже тогда были не деньги.
– И что? – спросила Аня, смутно угадывая, что она услышит дальше.
– Что-что? Папашу поставили на счетчик. Он хотел было потереться по старым ментовским знакомствам, но ничего из этого не вышло. Денег он не отдал. Неоткуда взять их было. Голяк. Кончилось все тем, что его изуродовали, буквально живого места не оставили. Отрезали уши, нос… еще. Сделали его не мужчиной… понимаешь? – Глаза Алексея блеснули, но голос, глуховатый, напряженный, не изменил своей сдержанной интонации. – А потом бросили в канализацию. Голого. У них еще фирменная шутка такая была – содрать со спины кожу и посыпать специями. Блюдо, что и говорить… для гурманов.