И вот – опять дорога.
С утра жарило так, что пот стекал по лицу ручьями. Плащ Эрик привязал к седлу. Отец то и дело вытирал ладонью лоб. Гель ослабила завязки рубахи. И только Урд Криволапая не выказывала признаков неудобства – улыбаясь, говорила, что в пути она как форель на перекате. И подмигивала Гель.
Впереди замаячил частокол гарда, зажатого между лесом и рекой. Или же честнее назвать это поселение хуторком, неспособным дать отпор даже одинокому грабителю? Кривая улочка из нескольких домишек – разве это гард? У частокола и ворот-то не было, одни ржавые петли.
Забытое Проткнутым местечко, рай для ведьм и упырей. Инквизиторы в такую глушь не заглядывают, а ярлу-наместнику без разницы, кто где обитает – лишь бы исправно платили оброк и бунтовать не замышляли.
Эрик привык, что на въезде в любой гард путников останавливали, спрашивали, как зовут и с чем пожаловали. А здесь… Беспрепятственно они въехали в снулый хутор. Тишина и мертвенное спокойствие встревожили мальчишку.
Посреди размытой дождями тропки, испуганно шмыгнувшей между домами, торчал столб. Старый такой столб, весь изжеванный короедами. А на верхушке его вниз головой висела птица, привязанная бечевой за когтистые лапы.
– Пустельга. Это плохо. – Урд потянулась к колчану с дротиками.
Снорри Сохач молча кивнул, соглашаясь с ней.
Мертвая птица, красивая. Ветер шевелил безжизненные крылья, играл черно-белыми перьями. Это знак.
Добрый ли?
А может – предупреждение? Что не стоит сюда соваться?..
Эрик кинул взгляд по сторонам: запустение. Отец научил его не просто так таращиться, но видеть суть. Ну, почти научил.
– Вот, к примеру, старая кузница. Здесь плавили железо из болотной руды. Давно это было. Жгучий покинул горны задолго до твоего рождения, сын. Да и формы из талькового камня много лет уже не используют для отливок. Уразумел?
– Да, отец.
– А теперь сам попробуй.
Эрик честно вертел головой, но…
Отец забросил усы за спину, нахмурился и сцедил сквозь зубы:
– Смотри, вон пристань. Значит, здесь торговля водилась. Загон имеется – для коз слишком большой, для коров слишком маленький. Есть мысли, нет? Для людей это загон, рабов здесь продавали. И меха́. И китовый ус с моржовым зубом. С Запада везли соль, вино и ткани, стекло и украшения – броши из черепаховых панцирей и ожерелья из жемчуга. Ясно тебе, сын?
– Да!
– Ну-ну… – Отец был не в меру разговорчив. Он сказал, что здесь обменивали рыбу на птичий пух, а корабельные канаты, сплетенные из шкур морских животных, – на заморские пряности. И даже зимой торговля не прекращалась: товар привозили по льду на санях. – А потом случилось что-то. Купцы ушли и не вернулись. Начался голод. Те, кто жил здесь, топили новорожденных у причала, а сами… м-да…