И вдруг – заброшенный дом на пути, тропа упирается в распахнутую дверь.
Это потом ты понял, что заброшенный. А сначала: люди, опасность. Или: помощь, еда, отлежаться. И ты крался к окну, и боялся как никогда до и никогда после. А что было делать?..
– Есть кто живой?!
Поймут ли хозяева твою речь? И как встретят чащобного гостя, слишком странного для здешних мест: обнаженного, не рыжего, не бородатого. И даже безусого. Улыбкой одарят или захотят узнать, какого цвета у чужака кровь?
Потоптался у порога, вошел. Запустенье… Сыро, мох на дощатом полу, на удивление еще крепком. Вдоль стен – скамьи, дерево трухлявое, сядь – рассыплется. У северной стены одиноким пнем торчит кресло, с двух сторон зажатое столбами сплошь в письменах. И ни горшка, ни плошки, ни намека на съестное. И одежды нет. Люди покинули это место. Почему, куда торопились? Или обстоятельно собирались, не спеша?..
Ты еще не знаешь, что в этом Мире жареное мясо запивают молоком, масло кушают по праздникам, а вяленую треску и копченую сельдь – под пиво зимой, когда запасы на исходе. Заплывающих в залив китов-зубаток вылавливают не сразу: перегораживая воду, не дают им выбраться в море, подкармливают и, если уж совсем голодно, выдергивают на берег гарпунами. Ты не знаешь, что тюленей здесь не бьют – давно всех выбили, оленей не разводят – хлопотно слишком, а пушной зверь покинул эти давно обжитые места. Ты ведать не ведаешь, отчего бросают дома, которые, оказывается, могут быть живыми, с ногами, ртом и когтями. Ты пока не в курсе, что, бывает, избушки сходят с ума. И едят своих хозяев.
Ты не знаешь.
И потому, когда стены качнулись, а лавка рассыпалась в труху, когда потолок, поскрипывая, начал оседать на печь, дверь захлопнулась, а окна закрылись ставнями, ты подумал, что это ловушка на случай незваного гостя или вора. Заброда решил поживиться, а тут – получи-ка, сволочь! Сразу убивать, пожалуй, не станут. Сначала выяснят, кто таков, что надумал. Властям отдадут – для повешения или же колесования. В Цуба-Сити с преступником примерно так обошлись бы: сначала допросили бы – а вдруг шпион вражеский? Затем препроводили бы куда надо. А уж там торпедный катер вывезет гаденыша далеко-далеко в Топь и отпустит в свободное плаванье, снабдив якорем, примотанным колючей проволокой к лодыжкам.
Но это там и с кем-то другим. А здесь и с тобой так обходиться нельзя. Твоя совесть чиста, вина не доказана, тебе нужна помощь, а не казнь. А еще ты потерял брата. Четкий образ его при желании возникает в глазах, перерастая в невыносимую боль в голове. А за отправкой мысли следует неминуемая расплата: словно кто-то заливает свинец в колени, и жуткая – с кровью – рвота хлещет изо рта…