Укладывая на голове черные, как уголь, заплетенные в длинную косу волосы, Кето прислушалась.
— Ты слышишь? Часы уже бьют пять. Гамем швидобис[1], сказала она по-грузински и добавила: — Спать, спать… Я хочу спать…
Таня ушла на свою постель и тотчас же заснула.
5
Только что взошло солнце, и Прохор Матвеевич еще спал после затянувшейся новогодней пирушки. Его разбудила Александра Михайловна. Он поднял тяжелую голову, уставился на жену мутными опухшими глазами.
— Чего тебе, мать? — недовольно спросил он, — Что случилось?
— Вставай, Павлуша уезжает, — сказала Александра Михайловна, вытирая платком заплаканные глаза.
— То есть, как уезжает?
— Очень просто — в Москву, — дрожащим голосом произнесла Александра Михайловна и с укором взглянула на старика, словно он был виноват в столь внезапном отъезде сына. — Говорила тебе: ненадолго наша радость.
— Да что он — с ума спятил, что ли?! — негодующе воскликнул Прохор Матвеевич, свешивая с кровати ноги.
— А вот спроси его. Затвердил одно: еду — и все тут. Да еще накричал на меня, как на девочку.
— Подумаешь, какая персона! — рассердился вдруг Прохор Матвеевич и, быстро одевшись, поспешил в горницу.
«Приехать на одну ночь и уехать без предупреждения… Какое свинство!» — обиженно думал он, все более разъяряясь от незаслуженной, оскорбительной черствости сына.
Павел сидел за столом один и торопливо завтракал. Красное лицо его лоснилось, казалось озабоченным. Важный вид сына, поблескивающий на левой стороне груди орден «Знак почета» смутили старика, и уже готовые сорваться упреки, даже ругательства, застряли у него в горле.
— А, батя, — приветливо кивнул Павел. — Не захотел тебя беспокоить ради праздника — не сказал, что еду. А зараз жду машину, наряжусь вот на дорогу. Садись, да опрокинем по одной на прощанье.
Прохор Матвеевич обошел вокруг стола; гневно сопя, сел.
— Ты что же это, а?
— Что такое? — пряча улыбку, насторожился сын.
— Да то… Как же ты?.. Не погостил как следует и уже норовишь улизнуть?
— Не улизнуть, батя, а уехать в командировку, — поправил Павел. — Ведь ты знаешь, что я проездом. Дела не ждут.
— Никаких у тебя таких дел нет! — неожиданно вскипел старик. — А просто наскучило тебе у отца. Угощения не понравились?
— Что ты, отец? — изумленно расширил глаза Павел. — Ей-богу, дела. Ни одного дня не могу ждать. Ведь мне уже завтра надо быть в Москве. Шутка ли, одних тракторов надо отремонтировать сорок штук, а частей не хватает. За этим и еду. Да нарком узнает, что я тут прохлаждаюсь, таких угощений мне всыплет, — до следующего нового года буду чесаться.