Среди пожилых рабочих, уже вернувшихся в поселок из эвакуации и встречавших Алексея, изредка обнаруживались знакомые, но они так постарели и изменились за годы войны, что Алексей с трудом узнавал их. Иногда ему казалось, что вот из толпы выступит худощавый, стройный паренек с открытой коричневой от солнца грудью, в засаленной кепочке набекрень и в красной выцветшей майке и простодушно, усмешливо щурясь, скажет:
— Заждались мы вас, товарищ начальник. Что же… Возьмемся опять за мостик. Теперь-то уж не сомневайтесь, будьте в надеже.
Епифана Шматкова многие помнили в поселке.
Но вот из деревянной пристройки с заколоченным фанерой окошком вышел прихрамывающий светловолосый человек в военной форме без погонов, в суконной пилотке и, подойдя к Алексею, отрекомендовался.
— Секретарь парторганизации…
— Разве здесь есть и коммунисты? — удивленно спросил Алексей.
— Так точно, есть. Семь человек, четверо из них — недавние партизаны, трое вернулись из эвакуации, — ответил секретарь парторганизации, и по манере говорить в нем сразу можно было признать недавнего политработника-фронтовика. — Сегодня у нас партийное собрание. Просим, товарищ Волгин, присутствовать.
Сразу прибавилось у Алексея уверенности, партия и в этом глухом месте уже объединяла и сплачивала вокруг себя людей на новый трудовой подвиг.
14
Однажды — это было дней через десять после приезда на новостройку — Алексей Волгин проснулся, по обыкновению, на рассвете, и первое, что поразило его, была тишина. Это было не затишье фронтового тыла, а то спокойное, облегченное и уверенное состояние всего живого на земле, какое бывает после промчавшейся жестокой бури. Веселые голоса за окном, отдаленный шум автомобильного мотора подтверждали, что люди в этом лесном краю уже погрузились в работу.
Все чувства и мысли Алексея были настроены в соответствии с этой знакомой и давно желанной для него жизнью, и он почувствовал себя счастливым от сознания, что ничто не помешает ему теперь окунуться в эту жизнь.
Он встал с койки и босиком, в одном белье подошел к окну, открыл раму. В маленькую, еще заполненную рассветным сумраком комнату мгновенно хлынул лесной холодок, напитанный смешанным запахом увядающей листвы и старых сосен. Их высокие мохнатые кроны зубчато вырисовывались на бледнорозовом с прозеленью небе.
Алексей до половины высунулся из окна, глубоко вдохнул смолистый воздух. Мимо деревянного, отведенного под контору барака, в котором ночевал Алексей, пролегала дорога. По ней несмотря на ранний час, поскрипывая и переваливаясь на промоинах, уже двигались груженные бревнами и досками трехтонки. Где-то в глубине поселка слышался глухой стук сгружаемых столбов, сердитые и веселые голоса рабочих: