Он включил телевизор, и в верхнем правом углу загорелся большой зеленый круг. Потом Бен направил пульт на видеомагнитофон.
– Да, и сообщаю, если кто-нибудь заинтересуется, что электричество не включили. Я выпросил генератор у одного фермера из долины.
Стивен перехватил мой взгляд и пожал плечами. Он был заинтригован. Я тоже. Но у меня было очень, очень неприятное предчувствие.
Бен нажал кнопку, и экран моргнул.
– Я записал это ночью. То, что вы увидите, записано со спутниковых программ вроде Си-эн-эн, испанского Галавизион и немецкого канала Эн-те-ве. Насколько я знаю, ни один наземный вещатель в эфир не выходит… Так, теперь прошу смотреть внимательно.
Не было ни музыкальной заставки, ни эмблемы станции. Запись началась с нескольких слов, произнесенных по-испански. Я этого языка не знаю, но и не надо было, потому что изображение было вполне понятно.
Сначала показали Триумфальную арку в Париже. Но такого снимка я еще не видел. Сквозь нее катилась стена дымящегося пепла. Медленно, не быстрее минутной стрелки часов. Но медленно, верно и неумолимо она заглатывала каменную арку. Свечой загорались брошенные машины, когда пламя добиралось до баков.
Камера пошла панорамой по брошенным домам Парижа. Пепел черным снегом укрыл бульвары и тротуары, как траурный ковер. Все деревья были мертвы.
Камера показала беловолосого репортера с микрофоном. Идя по улицам, он проваливался в пепел по колено.
Людей на улицах не было. Кроме съемочной группы, единственным живым существом была маленькая собачка – непонятно, от природы черная или от пепла. Она пробиралась по мрачной пустыне, и ей чуть ли не плыть приходилось, чтобы держать голову над слоем удушающего пепла: язык свесился набок, глаза закатились, блестя белками. Почти физически ощущалось, с каким трудом животное движется вперед, может быть, ища потерянного хозяина. И было ясно, что скоро этот труд станет непосильным и собака утонет в пепле, устав бороться.
Может быть, зрелище целого города во власти катастрофы невозможно воспринять. Что случилось с жителями? Куда они все девались? Но почему-то эта собака стала для нас всех метафорой миллионов мужчин, женщин и детей в борьбе не на жизнь, а на смерть. Нам хотелось, чтобы репортер спас собачку. Идиотизм, но это было для нас важно. Нам так хотелось, чтобы это беловолосый поднял собачку, трясущуюся и выдохшуюся в удушающей пыли. Но (под общий разочарованный вздох) сцена резко сменилась видом Эйфелевой башни. Она лежала на боку, и железные конструкции перекрутились, как кости динозавра.
Несколько еще грубо смонтированных прыгающих кадров городов мира. Мост Золотых Ворот в Сан-Франциско лишился Центрального пролета – он развалился пополам и концы провисли в море.