Несколько секунд Марков буравил сержанта взглядом, пока тот не начал чуть ли не физически съеживаться за столом прямо на глазах.
– Ка-ра-улы! – раздельно повторил капитан. – Лейтенант Чередниченко, проследите!
– Есть! – чертиком из табакерки подскочил Чередниченко.
– А теперь можете получить продукты.
– Быков, за мной! – направился к выходу лейтенант.
– Махни на дорожку, – придержав ефрейтора за рукав, шепнул ему Куценко, как шахматной фигурой на доске, двигая по столу наполненной мельхиоровой стопкой.
– За рулем не пью, – отрезал водитель «Опеля».
Через час Чередниченко с Быковым благополучно вернулись. Раздали всем хлеб, консервы и сухари по распоряжению Маркова убрали в два потертых вещмешка как неприкосновенный запас. Сегодня в центре внимания была жареная свинина. Куценко исхитрился еще где-то достать картошки. Вполне возможно, что в хозяйском погребе. Марков разрешил выложить на стол четыре фляги.
– Дык, товарищ капитан, закусон-то мировой, – робко попытался увеличить ставку Куценко. И тут же потупился под пристальным взглядом серых глаз – все знали, что спорить с командиром бесполезно. А ослушаться втихаря никому и в голову бы не пришло. Так уж в подразделении повелось. И дело было не только в соблюдении буквы устава…
В караул заступил Фомичев. Остальные разведчики расселись вокруг массивного дубового стола. Марков оглядел ребят – вот они все, двенадцать человек. Еще сегодня утром было тринадцать. Его, Маркова, разведрота…
…Почему-то капитану вспомнилась встреча нового, 1945 года. Четыре взвода роты, насчитывавшие тогда по десять-пятнадцать человек каждый, расположились в подвалах разрушенного универмага на окраине Будапешта. Расположились с комфортом, даже умудрились наладить откуда-то подачу электричества в подземные апартаменты. Лампочки под низкими сводами мигали, но освещали помещения вполне приемлемо. Куценко со старшиной вместо новогодней елки притащили откуда-то невысокую сосенку со срезанной осколком макушкой. Ее украсили разной всячиной, составив целые гирлянды из солдатской амуниции. Все тот же неутомимый Куценко разнюхал дорогу к какому-то заваленному венгерскому складу, откуда добыл целый ящик шампанского. Как ни просили соседи-минометчики раскрыть сержанта тайну местоположения склада, Куценко оставался непреклонен. Даже в изрядно нагрузившемся к утру состоянии. А потом продолжились упорные уличные бои за каждый квартал. С рассветом импровизированный новогодний стол сменился катакомбами подземных коммуникаций венгерской столицы. Все ночи разведчики, по колено в воде, соседствуя с крысами, проводили в поисках, по большей части безрезультатных. Караульная служба у окруженного вражеского гарнизона была налажена великолепно. Долго не удавалось нащупать слабое место в обороне противника на участке их дивизии. В роте росли потери, а результата не было. Стрелковые подразделения штурмовали один за другим укрепленные кварталы города вслепую. И по большей части откатывались назад. Наконец в одном из рейдов Быкову удалось подкараулить и оглушить венгерского офицера. Разведчики перед этим долго высиживали свою жертву, скрываясь под днищем подбитой венгерской самоходки «зриньи» – приземистого свиноподобного детища венгерского танкостроения. Вместе с Фомичевым запихали «языка» в канализационный люк, где их поджидали остальные участники разведгруппы, и благополучно добрались в расположение своих войск, шлепая по пояс в зловонной жиже. И тут выяснилось, что никто даже самую малость не говорит по-венгрески: ни в роте, ни в батальонах, ни в штабе полка. Пленного венгра переправили в дивизионный разведотдел. Весь вечер гадали, что же он пытался сообщить. Дело в том, что венгр еще в разведроте и не думал упорствовать – болтал без умолку, с надеждой глядя на разведчиков красивыми и печальными карими глазами. Те лишь сочувственно разводили руками и дали пленному краюху хлеба и полбанки тушенки. А на следующий день стрелковый полк пошел в атаку на территорию завода, с которого умыкнули венгерского офицера. Полк натолкнулся на кинжальный пулеметный огонь и, понеся большие потери, откатился на исходные позиции…