Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой (Лысёв) - страница 82

…Известие о нападении Германии на СССР вызвало в лагере неоднозначную реакцию. На утреннем общем построении заключенные внешне никак не выразили своего отношения к случившемуся. Оно и понятно – накрепко вколоченная привычка молчать, пока тебя не спросили, сработала и тут. Зато в разговорах между собой начавшаяся война сразу стала первейшей темой. Ждали перемен. И они не замедлили последовать. Вскоре было объявлено о предоставлявшейся возможности искупить свою вину перед родиной на фронте. Отбирали из социально близкого трудовому народу элемента – из уголовников. Политическим в праве защищать советскую родину было отказано. Из вороха слухов и обрывков информации понять, что происходит на западной границе, было чрезвычайно сложно. Все быстро уразумели лишь одно – случилось что-то глобальное. Лишь только услышав о возможности попасть на фронт, Марков не колебался ни минуты. Главное выбраться, а там будет видно. Перспектива дальше прозябать здесь за колючей проволокой улыбалась слабо.

– Сто тридцать девятая статья? – недоверчиво поглядели на него при оформлении документов.

– Так точно, гражданин майор! – отчеканил Марков.

Незнакомый упитанный майор в пропотевшем обмундировании, приехавший помогать лагерному начальству в формировании первой партии спецконтингента – так теперь должны были называть отобранных для отправки в войска, – внимательно изучал бумаги Маркова. Затем снова смерил взглядом немолодого худого заключенного: черная роба с такими же брюками, рост выше среднего, скуластое лицо, короткий ежик седых волос на голове.

– Значит, сто тридцать девятая… – протянул майор.

Марков понял, что вопрос риторический и отвечать на него не требуется…

Через несколько дней конвой передал их военным властям. Марков снова оказался в Вологде, где два года назад и приключилась с ним вся история на вокзале. Теперь свой дальнейший путь он снова продолжил отсюда. Их привели в старые, еще царской постройки казармы. Перед второй отечественной войной здесь квартировал 198-й Александро-Невский пехотный полк. Марков помнил этот полк по боям в Галиции. В 1915-м году они были соседями на одном участке фронта. Прямо в середине двора громоздилась куча старых шинелей и стоптанных ботинок. Спецконтингент приодели. Вытряхивая шинель, Марков обнаружил на хлястике помутневшие царские пуговицы. Короны над орлами были грубо сточены напильником – привет из прошлых времен революции и гражданской войны. Марков усмехнулся и сунул руки в рукава.

В сентябре 1941-го они уже попали с маршевым пополнением на фронт под Ленинград. Их с ходу бросили в бой под Красным селом. Марков в очередной раз подивился превратностям судьбы. В этих местах, будучи юнкером Павловского военного училища, он проводил каждое лето на выезде в традиционных красносельских лагерях. Места, где некогда квартировали с конца каждой весны блестящие полки и военные учебные заведения бывшей столицы, теперь были пустынны и заброшенны. А чуть западнее уже проходила линия фронта. Вернее, никакой линии не было. Просто шли маневренные бои остатков кадровых подразделений Красной армии и разрозненных групп ополченцев с передовыми дозорами стремящихся к городу немцев. Без всякой предварительной подготовки, без огневого прикрытия и разведки, даже не закончив толком сосредоточение, спецконтингент вместе со вчерашними ленинградскими рабочими и служащими бросили в атаку среди бела дня. Сначала они долго карабкались на гребень одной из высот. Где-то впереди слышались приглушенные звуки боя. Устали, запыхались, расстроили ряды. Вдоль сбившейся шеренги энергично прошелся немолодой уже старший политрук с револьвером в руке. Впереди было осеннее поле с поросшим пожухлой травой, но еще вполне читаемым профилем старых окопов и капониров. За полем виднелась опушка леса, чуть левее – серая гладь озера с болотистыми берегами в сухом тростнике. Дальше начиналась очередная возвышенность, вся в золотом убранстве осенних деревьев. Было красиво, тревожно и немного тоскливо. Долго любоваться красотами природы им не позволили. Шум боя неожиданно затих. Недоумение Маркова усилилось после того, как их практически тут же погнали с высоты вниз, на поле, приказав развернуться в цепь. Шли плохо, строя не держали, потому что не умели. Цепь заламывалась и извивалась по фронту чудовищными прогибами. Ни интервалов, ни разбивки на подразделения, машинально отмечал Марков, опытным глазом наблюдая происходящее слева и справа от себя. Но самое нелепое, по его мнению, было в том, что противника перед ними не наблюдалось. Логичнее было проделать путь по открытому пространству во взводных колоннах форсированным маршем. И быстро укрыться под защитой деревьев впереди. Мысли работали четко и ясно, выдавая профессиональные военные решения. Будто и не было промежутка между войнами в двадцать один год…