Взлет сокола (Стаудингер) - страница 21

Утро сменил день, теплый и влажный, совсем не похожий на предыдущий. Ветерок, ласкавший утро, стих, не желая двигаться в столь упрямую жару полдня. Рой отдыхал в тени, молчаливо оценивая имеющийся у него выбор. Он мог остаться в этом месте, собрав сколько нужно еды, деревьев и каких-либо материалов для сооружения более надежного убежища. Возможно, кого-то пошлют, чтобы найти его. Мысль, конечно, была абсурдной, но вполне воспринималась смятенным мозгом Роя, так как предлагала какую-то надежду. Другой возможностью было покинуть это место и направиться в сторону от моря, к монолиту в надежде найти какие-либо признаки цивилизации или, на худой конец, металл, поддающийся обработке. Жара способствовала тому, что он выбрал первый вариант.

Полдень был слишком жарким для работы, поэтому Рой, босой и без рубашки, отправился к источнику. Ручей будто засмеялся, увидев его, и начал щекотать кончики пальцев Роя, когда тот ступил в холодную воду. Он наклонился и начал обмывать водой грудь, лицо; ощущение холода успокоило его душу и укрепило тело. После этого он сел на покрытое мхом и пористое от разложения бревно, предоставив полуденной жаре сушить его тело. Чтобы скоротать время, он начал читать вслух пришедшие на ум строки из различных стихотворений; строки, которые ему запрещалось читать студентам, так как Регенты сочли их не настолько важными, чтобы цитировать их студентам. Первыми пришли на ум Рою слова Вордсворта:

Звук водопада мнится мне все время:

Высокая скала, гора, упрямый лес;

Их цвет и формы создают потребность

В любви и чувстве…

Эти строки напомнили ему о Гвен, далекой Гвен, которая, возможно, сидит сейчас в своей комнате и читает какую-нибудь печальную поэму, оплакивая чью-то безвременную смерть, может быть, даже его собственную. Эта мысль разволновала Роя, и он прикрыл глаза, вспоминая какие-нибудь более возвышенные строфы. Однако вместо этого перед ним вновь, уже в третий раз за сегодняшний лень, возник образ гранитного монолита, словно цитадель возвышающегося над окружающим пространством. Он мог различить трещины в камне, пятнистые гранитные стены, остроконечные вершины горных деревьев. Все это он видел сверху глазами птицы, парящей, словно ветер, над неподвижной землей. И снова в тишине прозвучал резкий голос: “Рата! Рата!”.

Еще звучало эхо, а Рой уже был на но shy;гах в полной боевой готовности, с подрагивающим от напряжения посохом в ру shy;ках. Под ногами у него журчал источник, поодаль бился прибой, но никаких других звуков либо какого-то постороннего движения не было. Рой содрогнулся, вспомнив голос, звучавший словно голос хищника. Он мог поклясться, что этот звук прозвучал где-то рядом. Голос преследовал Роя, но, как это ни странно, казался ус shy;покаивающим. Этот парадокс взволновал его так же, как и близость голоса. Казалось нонсенсом, что столь чуждый по природе звук может быть одновременно инородным и заслуживающим доверия. Подсознание Роя боролось со страхом, смягчая и развеивая его. У него появилось желание вновь услышать этот звенящий в воздухе крик, словно голос друга, звучавший в чужом необитаемом пространстве.