В ответ он недовольно хмыкнул. И только когда мы уже подъезжали к Лондону, он прервал своё молчание:
— Думаю, что Мари Глостер необыкновенная женщина.
— Полностью разделяю ваше мнение.
— Она сама создала ту ситуацию, в которой оказалась. Так что нельзя сказать, что она не виновата в ней.
— Именно так, — согласился я и, помолчав, добавил: — И всё же мы приняли правильное решение.
— Многие с нами поспорили бы. Даже из соображений моральных принципов. С точки зрения закона мы с вами совершили уголовное преступление. — Он улыбнулся. — И, как вы помните, не в первый раз, дорогой мой друг.
Последняя фраза снова напомнила мне о деле Милвертона. Видимо, Холмсу тоже вспомнилась та история. Впрочем, это было совершенно естественно.
— Я всё прекрасно помню, — подтвердил я.
— Судя по синякам, Базиан сильно избил леди Глостер. Она вполне могла извлечь из этих синяков пользу, сказав, например, что Базиан пытался убить её, и её поступок посчитали бы самозащитой. Но она этого не сделала. Напротив, она призналась, что в какой-то момент даже захотела ударить его ножом. Да, конечно, это был порыв, и к тому же он избивал её, но всё же она действовала сознательно. Я был впечатлён тем, что она не попробовала изменить факты в свою пользу. А раз так, я склонен верить каждому её слову. Тем не менее, если бы она в точности так же рассказала свою историю Лестрейду, её, скорее всего, арестовали бы за убийство. У полиции не было бы другого выбора.
— Я как раз вспоминал наше с вами старое дело, дело Милвертона. Его жертва пришла в его дом именно для того, чтобы покончить с ним. То убийство, без всяких сомнений, было преднамеренным, но тогда мы не пошли в полицию. Леди Глостер виновна в меньшей степени, ведь она действовала под влиянием момента.
— Насколько она виновата — вот как раз об этом я и думал всё это время.
— Неужели вы размышляли в философском ключе?! Это совсем на вас не похоже. Зависит ли степень виновности человека от того, каким именно образом произошло преступление… Пусть в этом разбираются философы и адвокаты.
— Я полностью согласен с вами, Уотсон, — произнёс Холмс. — Но я думал не об этом, а о самом убийстве.
— И о чём же вы думали, Холмс?
Послышался скрежет тормозов и сигнальный гудок, и поезд подъехал к станции. Громкий звук полностью заглушил мои слова. Когда стихло, я снова спросил:
— Что вы имеете в виду, Холмс?
— Вы сможете составить мне компанию завтра, дорогой мой друг? Чтобы раскрыть это дело до конца, нужно ещё кое-что сделать, — поделился Холмс и приготовился выйти из поезда.