Яша с Чиковым прошлись раз-другой у входа в ресторан. Нет, не пустят! Мало того, можешь впутаться в неприятную историю, а того хуже — заметит Садовой и догадается, что за ним следят. Надо что-то придумать…
Размышляя, какой бы найти предлог для посещения ресторана, когда там буде. Садовой, ребята остановились у афишной тумбы, сплошь заклеенной разноцветными раскисшими рекламами, размокшими приказами оккупационного начальства, объявлениями. Одно из объявлений, видно, только что наклеенное — чернильные буквы не успели еще расползтись под тающим снегом, — привлекло внимание ребят.
— Ресторану «Южная ночь» требуются красивые официантки, — прочитал Яша.
— Гм… — ухмыльнулся Саша. — «Южная ночь» — это и есть бодега Латкина. Жаль, что я не девушка, вот бы я тебе, Капитан, информацию оттуда доставлял — пальчики оближешь!
— Чиков! Ты — голова! — схватил его за рукав Яша. — Пошли! Есть идея!
— Точно?
— Как в геометрии, — рассмеялся Яша. — Иди в мастерскую, я сейчас.
Он помахал Чикову рукой и свернул в Красный переулок.
После ухода Фимки в катакомбы, Лена осталась совсем одна. Яша навещать ее не мог — за Фимкиной квартирой установлена слежка. По четным числам встречались на ближней скамейке городского сада. Яша приносил ей что-нибудь поесть. Сидели, как на витрине, на виду у всей Дерибасовской или ходили по мастерским и магазинам, в которых Лена безуспешно пыталась устроиться хотя бы уборщицей.
— Ли, — сказал Яша. — Надевай свое лучшее платье, пойдем в ресторан.
— Чумной, — улыбнулась Лена, — разве ты получил наследство от турецкого султана или король Михай признал тебя своим племянником?
Яша рассказал Лене свой замысел. Она немного струхнула, но взяла себя в руки:
— Мне с тобой, Капитан, ничего не страшно. Кроме тебя, у меня теперь никого нет.
— Не надо паники, Ли, — подбадривал ее Яша. — Придет время, и Фимка будет снами.
— Нет, — вздохнула Лена. — Фимка погиб, катакомб он не вынесет. Теперь ты у меня один, Капитан.
Яша несмело погладил льняные мягкие волосы. Хотелось сказать ей что-то ласковое, что-то такое, чтобы она перестала грустить, чтобы рассмеялась так, как она смеялась при Фимке. Но Яша никогда не говорил девчонкам ласковых слов, не знал, как их говорят, и поэтому только прикасался кончиками пальцев к ее волосам и краснел, краснел, как на первом школьном экзамене. Молчание становилось тягостным, и он решился нарушить его.
— Ну, так пойдем к Латкину?
— Латкин? Откуда он, этот Латкин? Не тот ли это Латкин, что был директором детского дома?
— Какого детского дома?
— Я ж тебе рассказывала, что после смерти отца мать отдала меня в детский дом.